- (араб. ат тасаввуф) мистико аскетическое течение в исламе. Слово «суфий» восходит к араб. слову «суф» (грубая шерсть). Суфиями первоначально называли тех мусульманских мистиков, которые носили одежду из грубой шерсти как символ самоотречения и… … Философская энциклопедия
СУФИЗМ - [арабск.] мистико аскетическое направление в исламе (ИСЛАМ), возникшее в VII IX вв., отрицающее мусульманскую обрядность, проповедующее аскетизм. См. АСКЕТ. Словарь иностранных слов. Комлев Н.Г., 2006. СУФИЗМ Мистическое учение магометан, по… … Словарь иностранных слов русского языка
Суфизм - Суфизм, сопылық (ар.ат тасаввуф, «суф» дөрекі жүн (грубая шерсть), «суфий» жүн шекпен киген адам) – исламдағы мистикалық аскеттік ағым. Әуелі суфийлер (сопылар) деп бас тарту (материалдық игіліктерден) және тәубеге келу символы ретінде дөрекі… … Философиялық терминдердің сөздігі
СУФИЗМ Современная энциклопедия
СУФИЗМ - (от араб. суф грубая шерстяная ткань отсюда власяница как атрибут аскета), мистическое течение в исламе. Возникло в 8 9 вв., окончательно оформилось в 10 12 вв. Для суфизма характерно сочетание метафизики с аскетической практикой, учение о… … Большой Энциклопедический словарь
СУФИЗМ - (арабск. suf грубая шерстяная ткань в значении «рубище») мистическое направление в развитии ислама; исламский вариант мистической формы религиозного опыта. Территория распространения от северо западной Африки до Индии и Северного Китая, включая… … Новейший философский словарь
СУФИЗМ - (от арабского суф грубая шерстяная ткань, отсюда власяница как атрибут аскета), мистическое течение в исламе. Возникло в 8 9 вв. Для С. характерны сочетание метафизики с аскетической практикой, учение о постепенном приближении к познанию Бога и… … Русская история
Суфизм - см. Тасаввуф. (Источник: «Исламский энциклопедический словарь» А. Али заде, Ансар, 2007 г.) … Ислам. Энциклопедический словарь.
Суфизм - (ар. суф – грубая шерстяная ткань, отсюда власяница как атрибут аскета) – мистическое течение в исламе. Возникло в VIII – IХ вв. Для суфизма характерно учение о постепенном приближении через мистическую любовь к познанию бога (в интуитивных,… … Энциклопедия культурологии
суфизм - а, м. soufisme m. <араб. souf шерсть. Направление в исламе, возникшее в 8 в., отрицающее мусульманскую обрядность, проповедующее аскетизм. В основе названия указание на материал, из которого была сшита одежда первых приверженцев суфизма.… … Исторический словарь галлицизмов русского языка
Суфизм - (от арабского суф грубая шерстяная ткань, отсюда власяница как атрибут аскета), мистическое течение в исламе. Возникло в 8 9 вв., окончательно оформилось в 10 12 вв. Для суфизма характерно сочетание метафизики с аскетической практикой, учение о… … Иллюстрированный энциклопедический словарь
Книги
- Суфизм в контексте мусульманской культуры , . Издана в 1989 году. Сохраннсть хорошая. В книге освещается воздействие суфийского учения и практики на формирование основных культурологических моделей мусульманского мира. На обширном…
Аннетари Шиттель,
с признательностью и любовью
С Платоном вознестись ты в Этпирей,
В первичное сияние идей;
И в пабиранте грез теряя нить,
Себя ты можешь Богом возомнить;
Так, видя в солнце мнимый образец,
До головокруженья пляшет жрец,
Дай разуму Всемирному урок
И убедись, чти ты умом убог.
Александр Поуп. Опыт о человеке(1734)*
«Дервиш» и «факиp»: сторонний взгляд
на суфизм
О суфизме писать трудно. Подобно всякому
сложному неевропейскому религиозному явлению, то,
что мы ныне именуем суфизмом, до наступления
Нового времени не представлялось на Западе
достойным внимания. И лишь последние два столетия
европейцы и американцы обратили свой взор на
мировые религии. Само понимание религии, которое
представлялось им совершенно естественным,
большей частью основывалось на их восприятии
христианства, особенно протестантизма.
Интерес европейцев к нехристианским
религиям возрос в период захвата территорий и
колонизации, что было главной политической целью
европейских держав. Колониальные власти нуждались
в сведениях о религии ｫ туземцевｻ , чтобы успешно
управлять ими. Изучение этих религий велось
знатоками языков и культур Востока -
ориенталистами, которые плодили многочисленные
тома исследований и переводов, касающихся
восточных религий. Для нынешних американцев
понятие восточный представляется причудливым
обозначением того, что мы сегодня именуем азиатским, словом, которое в первую
очередь связывают с Китаем и Японией; мы забываем, что для Европы ближайшие к ней
восточные области лежат во владениях турок, арабов и персов. Жаркие споры разгорелись
недавно в отношении политики востоковедческой наукя, особенно после выхода в 1978
году книги Эдуарда Сайда ｫ Ориентализмｻ . Некоторые все еще отстаивают
востоковедческие штудии прошлого как незапятнанный и непредубежденный поиск
знания, тогда как другие утверждают, что востоковеды были соучастниками
колониального притеснения народов. Не являясь сторонником упрощенного подхода к
разрешению подобного спора, я хотел бы заметить, что ученые, работающие на
неевропейском материале, особенно касающемся культур Ближнего и Среднего Востока,
рано или поздно обнаруживают, что их изыскания имеют политический резонанс.
Средства массовой информации, евро-американские внешнеполитические ведомства и
главы правительств ближневосточных и азиатских стран - все они привлекают
религиозные понятия и представления, и зачастую исключительно из политических
соображений. Исследования, проводимые евро-американскими учеными, с интересом
читают в странах Востока. Изучение суфизма не представляет исключения. По этим
соображениям мне хотелось бы проанализировать терминологию, которую прикладывают
к суфизму как в европейском, так и в неевропейском контексте, особо обратив внимание
на выражение неодобрения или доброжелательности, заключенное в каждом из понятий.
Тем самым станет возможным выявить противоречивые тенденции, которые составляют
подоплеку современных споров о суфизме.
Начало современного изучения суфизма относится к колониальной эпохе
(примерно 1750-1950 годы), когда многие из основных концепций и категорий,
определяющих наше понимание данного термина, были впервые сформулированы.
Поскольку само понятие суфизма горячо оспаривается сегодня и мусульманами, и
немусульманами, прежде всего важно вкратце рассмотреть историческое становление
европейских исследований по суфизму, чтобы выявить причины нынешних разногласий.
Современная концепция суфизма возникла на основе множества европейских источников,
включая повествования путешественников об экзотических странах и востоковедческие
представления о суфизме как о секте, имеющей смутное отношение к исламу. При
сравнении такого изображения суфизма с трактовкой суфийской традиции ｫ изнутриｻ
возникает ряд несоответствий. Терминология сторонних наблюдателей, касающаяся
суфизма, подчеркивает все экзотическое, особенное в нем, образ жизни суфиев, который
отличается от норм европейского общежития; в условиях колониализма такая
терминология заостряла внимание европейских властей на опасности сопротивления
ｫ туземных фанатиковｻ .
Два понятия, которые лучше всего подытоживают раннее отношение европейцев к
суфизму, это факир (арабское слово) и дервиш (тюркское произношение персидского
слова дарвиш). Оба слова означают практически одно и то же: факиром арабы называют
бедняка, а дервиш является персидским словом с тем же смыслом. Европейские
путешественники с XVI века то и дело приводят описание дервишей как нищих, которые,
подобно католическим монахам, ведут уединенный образ жизни. Для протестантов одного
такого сравнения было достаточно, чтобы обвинить дервишей в тяжком религиозном
заблуждении. Однако в XVTII и XIX веках дервишей увидели в новом, необычном свете.
Европейские наблюдатели, особенно путешествовавшие по Османской империи, обратили
внимание на группы дервишей, совершающих прилюдно свои обряды. Эти группы
становятся известны как танцующие, или вертящиеся, дервиши и воющие дервиши -
названия, которые отражают их более всего бросающееся в глаза поведение; в отсутствие
какого-либо объяснения европейцы могли рассматривать подобные действия как
проявление экзотичных восточных нравов. В приведенных выше язвительных стихах
Александра Поупа: ｫ ...видя в солнце мнимый образец, // До голово-круженья пляшет
жрецｻ , без сомнения, изображен вертящийся дервиш, член суфийского ордена, известного
в Турции как Маулави(йа). Поуп явно видел в нем заблудшего последователя Платона,
поскольку считалось, что дервиши отвергают плоть во имя духа. Книги путешественников
и посланников, вроде труда ｫ Дервиши, или Восточный спиритуализмｻ , сочиненного в
1868 году американским посланником и переводчиком Джоном Брауном, снабжены
рисунками с изображениями обычаев дервишей как одной из диковин Востока.
Слово факир имеет более замысловатую историю, поскольку писавшие на
персидском языке служащие державы Моголов в Индии употребляли это понятие для
описания наряду с суфийскими аскетами и странниками и немусульманских аскетов,
вроде йогов.
e.Шейх братства Накшбанди, укрощающий льва
посредством своих духовных сил;
f. Дервиши братстваМаупави, совершающие покаяние;
g. Дервиш братства Бекташи за курением гашиша
Изображения суфиев в книге Джона Брауна «Дервиши, или Восточный спиритуализм»
(Лондон, 1868):
a. Дервиш братстваМаулави из Дамаска;
b. Абдап мурабит, или святой, в состоянии одержимости;
c. d. Дервиши братства Руфайи в исступленном состоянии;
Британцы заимствовали эту терминологию, когда завоевали большую часть Индии,
и в английском языке XIX века факир почти исключительно означал индусских аскетов,
будьте организованные монашеские братства или те, кого британцы называли
ｫ бродягамиｻ . Случайное сходство этого слова с английским словом faker(мошенник,
плут) создало впечатление, что эти аскеты поголовно являются обманщиками и плутами.
В отличие от подобного стороннего восприятия, в своей родной языковой стихии и
слово дервиш, и слово факир означали духовную нищету, нищету по отношению к Богу, а
значит, зависимость от Него. Как и в иных религиозных традициях, нищета для суфиев
была признаком отвращения от мира и обращения к Божественной реальности. ｫ Нищета
есть моя гордостьｻ , -согласно преданию, сказал Пророк Мухаммад. Так что сообщения
путешественников, касающиеся факиров и дервишей Востока, создали совершенно иной
портрет, который еще столетие назад стал неким культурным штампом. Популярные
американские песни XIX века трактуют танцы дервишей как пример дикого, неистового
поведения. Нынешние рисунки в журналах все еще сохраняют образ факира, лежащего на
гвоздях. Сообщения путешественников основывались на разрозненных сведениях, так что
факир или дервиш порой мог предстать одинокой фигурой, а порой оказывался членом
странного братства с особыми обычаями. Несомненно, что отрицательный образ дервиша
имел своего собрата и в некоторых мусульманских странах, например в Персии, где
возвышение шиизма сопровождалось созданием дурной славы суфизму.
В XIX веке европейское колониальное господство в мусульманских странах
набирает силу. Любопытство путешественников к образу одиноких факиров или собраний
дервишей, занятых странными обрядами, сменилось более насущными заботами
колониальных властей. Местная знать в Индии, Египте, Алжире, на Яве была лишена
всякого влияния британским, французским и голландским колониальным
чиновничеством. Центры традиционного обучения, которые зависели от покровительства
мусульманских правителей, утратили их поддержку. Во многих мусульманских областях
суфийские ордены, часто воспринимаемые европейцами как монашеские братства,
оказались единственными местными организациями, которых не задело установление
колониального господства. В Северной Африке французские чиновники пристальное
внимание обратили на ｫ марабутовｻ (франц., от арабского слова мура-бит - насельник
суфийской обители, известной как рибат), опасаясь наделенных харизмой вождей,
которые могли сплотить местные племена. В местах, подобных индийскому Пенджабу,
потомки суфийских святых были смотрителями ставших популярными мест
паломничества, и британцы придумали план их ввода в собственную систему правления в
качестве влиятельных землевладельцев. В иных случаях суфийские предводители,
имевшие много последователей, оказывали сопротивление европейским завоевателям. В
Алжире эмир Абд ал-Кадир сражался с французами не один год, вплоть до своего
публикацией важнейших арабских суфийских текстов. На Кавказе шейх Шамиль из
суфийского ордена Накшбанди создал независимое государство, которое отбивало натиск
русских вплоть до 1859 года. Мессианское движение суданских махдистов, подавленное
британскими войсками в 1881 году, своими истоками восходит к суфийскому ордену;
британские сообщения о поражении ｫ дервишейｻ в битве при Омдур-мане стали одной из
вех наивысшего колониального могущества.
К концу XIX века изучение жизни суфийских братств стало насущной
потребностью для европейских колониальных властей. В этих кругах изучение суфизма
представляло собой смесь полицейских донесений и попыток проникнуть в суть ｫ опасных
культовｻ . Суфийские предводители изображались как обладающие магнетической силой
трибуны, чьи фанатичные последователи умерщвляют себя по одному указанию их
наставника. В Сомали британцы отстранили от власти консервативного суфийского
предводителя шейха Мухаммада Абдуллаха Хасана (1864-1920) под предлогом того, что
он оказался ｫ безумным муллойｻ , хотя тот не был ни безумцем, ни муллой; сегодня
соплеменники чтят его как отца сомалийской нации. Пожалуй, наиболее впечатляющий
пример противостояния государства и суфизма засвидетельствован в Турции, где в 1925
году были распущены все дервишские ордены; перенимая опыт европейской
колониальной политики, светский национализм открыто убирает возможного противника,
имеющего солидную поддержку среди турецких граждан.
«Открытие» суфизма востоковедами
Путешественников и чиновников заботило общественное и политическое
поведение дервишей и факиров. Слово суфизм впервые вошло в обиход через
литературные каналы. Примерно двести лет назад несколько британских востоковедов
обнаружили удивительное религиозное явление, которое существенно изменило их
представление о Востоке. Эти блестящие ученые, связанные по роду деятельности с
британской Ост-Индской компанией, особенно сэр Уильям Джонс (ум. 1794) и сэр Джон
Малколм (ум. 1833), были весьма сведущи в фарси- языке международной дипломатии
и властей в Персии, Афганистане, Средней Азии и большей части Индии. В своих
исторических и литературных изысканиях по Востоку, которые из Европы виделись почти
одинаковыми, сии ученые мужи приступили к розыскам некой мистической формы
религии, которая как-то была бы связана с последователями Мухаммада (то есть
ｫ магометанамиｻ ). Так называемые суфии встречались при каждой мечети, но они
казались привлекательней ненавистных османских турок, которые столетием раньше
угрожали завоевать христианскую Европу. Эти суфии прежде всего были поэтами, они
слагали гимны во славу радостей винопития, чего ни один благочестивый ｫ магометанинｻ
не стал бы делать. Более того, они обожали музыку и танец, были любвеобильными, а их
дерзкие высказывания представляли открытый вызов Корану. Малколм и Джонс
усмотрели в них вольнодумцев, которые имели мало общего с непреклонной верой
арабского Пророка. В соответствии с приводимыми доводами они больше походили на
истинных христиан, греческих философов и мистических мыслителей индийской веданты.
Книжный суфизм имел мало общего с неряшливыми бродячими дервишами и факирами,
которые позорили города и веси Востока. Поэтому и было в конце XVIII века пущено в
обиход слово суфизм как соответствующее той части ｫ восточнойｻ культуры, которая
пришлась по вкусу европейцам. Появившиеся в то время определения суфизма отличало
утверждение о том, что он не связан никакими узами с исламской верой.
Оглядываясь сейчас назад, необычный взгляд британских востоковедов на суфизм
мы можем отчасти объяснить необычными источниками, с которыми тем приходилось
иметь дело. Джонс, в частности, отталкивался от персидского текста под названием
ｫ Даби-станｻ , где зороастрийский автор XVII века представил причудливый образ
религиозной истории Индии и Персии, основанный на вольных трактованиях автора,
вместившего все главные мистические откровения и философские достижения в историю
Древней Персии. Опираясь на прочитанное, Джонс сделал вот такое описание суфизма:
ｫ Я лишь задержу ваше внимание на немногих замечаниях касательно
метафизического богословия, кое проповедует с незапамятных времен обширная секта
персов и индусов и кое отчасти было занесено в Грецию, а ныне преобладает даже меж
ученых мусульман, порой предающихся ей без остатка. Нынешние любомудры сего толка
именуются суфиями, толп от греческого слова мудрый (или софос), то ли от шерстяной
накидки (арабск. суф), в кою сии облачаются в некоторых областях Персии; их столп
учения в том, что ничего не существует, кроме одного Бога; что душа человеческая есть
излияние Его сущности и, хоть отделена на время от своего небесного истока, по концу
вновь воссоединится с ним; что высшее мыслимое блаженство произойдет из сего
воссоединения и что главное благо людей в сем преходящем мире заключается в единении
с Вечным Духом, совершенном в той мере, в коей позволят препоны тленной оболочки;
что ради сей цели им следует порвать все узы (тааляук, как те именуют их) с наружными
предметами и шествовать по жизни без привязанностей, подобно пловцу в море, свободно
скользящему без груза одежд; что им следует быть прямыми и свободными, подобно
кипарису, чей плод едва приметен и который не гнется под тяжестью, как плодовые
дерева, привязанные к своей подпорке; что, ежели просто земные прелести имеют власть
завладеть душой, идея небесной красоты должна захватить ее в исступленном
наслаждении; что, жаждая подходящих слов для выражения Божественного совершенства
и пыла поклонения, мы должны заимствовать такие выражения, дабы как можно ближе
приблизиться к нашим идеям и говорить о Красоте и Любви в запредельном и
мистическом смысле... Такова отчасти (ибо я не вдаюсь в самые дебри метафизики
суфиев, которая излагается в "Дабистане") дерзкая и вдохновенная религия современных
персидских поэтов, особенно сладкозвучного Хафиза и великого маулави (Руми); такова
система философов веданты и лучших лирических поэтов Индии; и, будучи системой
глубокой древности в обеих странах, она может быть присовокуплена к множеству иных
доказательств незапамятного их сродстваｻ 1.
Позже ученые XIX века выступили против необычного бытописательства
ｫ Дабистанаｻ и отвергли его, посчитав подделкой. Недавно наука вновь стала считаться с
данным источником, относясь к нему как к выразителю важного интеллектуального
течения в персидской мысли на пороге Нового времени, но большинство ученых сегодня
не считают его основополагающим источником знаний о суфизме. И все же общее
звучание данного сочинения совпадает с настроениями романтического энтузиазма,
подтолкнувшего Джонса к изучению фарси, арабского и санскрита во время создания
Азиатского общества в Калькутте в 1784 году. Для него все глубоко мистические учения
представлялись в конечном счете едиными; их выражают посредством ｫ тысяч метафор и
поэтических фигур, изобилующих в священных поэмах персов и индусов, кои,
представляется, по сути, выражают одно и то же и различаются лишь в средствах
выражения ввиду различия корнесловия их языков!2ｻ . В среде романтиков широко
утвердилась гипотеза об индийских истоках всего мистицизма. Подвигавшие Джонса в
его толковании суфизма поиски всеобщего делали исламские связи любопытными, но
случайными.
Отделение суфизма от ислама приняло более явную форму в работах сэра Джона
Малколма. Будучи посланником британской Ост-Индской компании при персидском
дворе в 1800 году, он близко сошелся с ведущим религиозным авторитетом в городе
Керманшах, которого называл Ага Магомед Али. Магомед Али был представителем
шиитской верхушки, крайне враждебно настроенным к суфийским группам, которые в то
время стали привлекать к себе огромное число последователей в Персии. Он и другие
шиитские ученые мужи убеждали персидского шаха начать гонения против суфийских
вождей на том основании, что те проповедуют падение нравов и расшатывают
религиозные устои.
Следует мимоходом заметить, что возвышение шиизма в Персии с XVI века
поставило суфиев в крайне двусмысленное положение, когда теоретическая и
практическая стороны их движения, большей частью по политическим причинам,
решительно размежевались. Теоретический мистицизм, известный как ирфан, или гнозис,
сохранил весьма высокую репутацию в Иране до нынешней поры; ведущие ученые,
наподобие Аятоллы Хомейни или Аятоллы Мутаххари, хорошо известны своими трудами
по философскому и теоретическому мистицизму. С другой стороны, всякий, кто
действительно практикует мистицизм в социальном плане, напротив, известен под именем
дарвиш, которое в Иране стало выражением презрения к наркомании, лености,
безнравственности и злу всякого иного рода. Такое разделение позволило религиозной
верхушке Ирана избавиться от соперников, способных покуситься на их авторитет,
сохранив при этом те суфийские доктрины, которыми они восхищались.
В любом случае, хотя Малколм признавал, что его персидский знакомый отличался
предубежденностью, в своем сочинении 1815 года ｫ История Персииｻ он все же
воспроизвел крайне враждебный взгляд последнего на суфизм. Касаясь суфиев, он писал:
ｫ Мы обнаруживаем на основе свидетельств магометанских авторов, что эти
ревнители соответствуют своей религии. Их неугомонный пыл, возможно, ни в малой
мере не помогал ее первоначальному угверждению; но с тех пор в них стали усматривать
самых опасных ее враговｻ 3.
Вслед за Джонсом Малколм приемлет представление об индийских корнях
ｫ Именно в Индии, а не в иных краях более всего расцвела сия обманчивая и
призрачная доктрина. В обычаях сего народа и в самом характере индусской религии есть
то, что особенно лелеет таинственный дух святой отвлеченности, на коей та и зиждется; и
мы можем признать верным предположение, что Индия является тем истоком, из коего
все иные народы производят сие мистическое поклонение Божественномуｻ 4.
В своем повествовании о суфизме Малколм удовольствовался тем, что дал
перечень из двадцати еретических толкований этого учения, согласно тому, что поведал
его духовный собеседник. Суфии крайне опасны для религии, заявляет Малколм, по
причине утверждения, что они обретают единение с Богом:
ｫ [Они] также обвиняются правоверными магометанами в отсутствии всякой
твердой веры, но в притворстве уважения к религии, коего у них нет, так что они могут
увести тех, кого хотят прельстить. Они, по словам врагов их, клянутся в почитании
Пророка и имамов, даже помышляют себя выше образов и обычаев, кои эти святые
угодники не только лицезрели, но и полагали Божественно вдохновеннымиｻ 5.
Из этого обширного повествования, основанного на свидетельствах враждебного
шиитского главы, можно лишь заключить, что суфизм имеете исламом крайне зыбкую
связь. Другие британские посланники приходили к подобным выводам. Монстюарт
Элфинстоун (1779-1859), будучи членом посольства 1808 года в Афганистане, наблюдал,
что ｫ суфии... считают частные догматы всякой религии излишними и отвергают все
обычаи и религиозное поклонение, рассматривая малозначимым то, коим образом мысли
обращены к Богу, опричь того, дабы оные упокоились в созерцании Его благости и
величияｻ 6.
До сих пор обсуждение суфизма ограничивалось краткими наблюдениями в связи с
замечаниями касательно персидской истории и культуры. Первым отдельным изысканием
по суфизму на европейском языке оказалась статья приставленного к Малколму
чиновника Джеймса Уильяма Грэхема; изначально это было выступление, прозвучавшее в
1811 году и затем обнародованное в ｫ Transactions of the Literary Society of Bombayｻ
(ｫ Труды литературного общества Бомбеяｻ ) в 1819 году. Грэхем осознавал, что ступил на
незнакомую землю, когда решил описать ｫ знаменитый, хоть и малоизвестный, предмет
вроде суфизмаｻ , и выразил полагающуюся в этом случае признательность Джонсу и д-ру
Джону Лейдену (ум. 1811), которые затронули данный предмет7. В статье, озаглавленной
ｫ Трактат о суфизме, или Магометанский мистицизмｻ , Грэхем проявил ту же самую
склонность к умозрительным обобщениям, что и его предшественники. Вместе с тем
отрицает закон Му-хаммада и сближается с христианством:
ｫ В отношении религии (если ее можно так определить в общем понимании этого
слова) или скорее доктрины и догм секты суфиев наперво следует отметить, что всякий
человек, иначе - представитель всякой религии или секты, может быть суфием, тайна
заключается именно в этом. Всецелое отрешение разума от всех преходящих забот и
мирских удовольствий, полный отказ не только от всякого предубеждения, сомнения или
прочего, но и от практического образа поклонения, обрядов и прочего, лежащего в основе
всякой религии, что магометане именуют словом шариат, сиречь закон, иначе -
каноническое право, предание себя исключительно умственному разумению и созерцанию
души и Божества, их сродства и соответствующего положения, в коем они обретаются,-
словом, сие есть духовное сношение души с ее Творцом, кое пренебрегает и отвергает все
предписания и внешние формы какой бы то ни было религии либо секты: строгое
соблюдение поста, празднеств, отмеренного срока молитвы, еды мяса особого рода,
омовений, паломничества и иных обычаев и обрядов, кои проводятся под началом
практического поклонения (джисмани амуа), представляются деяниями закона, в отличие
от умственного или духовного поклонения (рухани амул), то бить, как я понимаю оное,
благодати или верыｻ 8.
Грэхем воспринимает это мнимое отсутствие связи с религиозным законом и
ритуалом как подобное проповеди апостола Павла из его Послания к римлянам в Новом
созерцающими свою собственную душу как излияние, эманацию Бога: ｫ Сие есть чудная
система иогинов, или индийских аскетов, и джняни**, иначе - человека, обладающего
Божественной мудростью, или всеведением; от них, как полагают, суфии и заимствовали
свое учениеｻ . Во всех своих рассуждениях Грэхем исходит из того, что суфийские
представления совпадают с представлениями индийцев, христиан и греков (эпиграфом к
статье взята греческая надпись на вратах дельфийского оракула ｫ Познай себяｻ , к тому же
в тексте присутствуют обширные выдержки из трудов индийского поэта Кабира (1440-
1518]). Грэхем не скрывает того обстоятельства, что суфизм кажется ему
привлекательным, когда замечает: ｫ На протяжении всего устного общения с туземцами из
разных слоев я с некоторым удовольствием слушал многие истории об этом чудесном
братствеｻ .
Возможно, наиболее примечательным суждением Грэхема является его
утверждение, что сами британцы видятся их индийским подданным суфиями: ｫ На нас,
вообще-то говоря, по меньшей мере в этой стране, смотрят как на разновидность суфиев,
видя несоблюдение нами местных обрядов и форм общения, мысленное творение
молитвы и достаточно строгое следование своим правилам поведения. Словом, нынешний
вольнодумец или современный философ в Европе предстал бы своего рола суфием в миру,
а не отстранившимся от него отшельникомｻ . Грэхем по сравнению со своими
предшественниками приводит значительно больше сведений о суфизме, опираясь на
персидские трактаты, к которым он получил доступ в Западной Индии. Правда,
большинство ученых сегодня посчитали бы привлеченные им источники малозначимыми.
И все же от чтения данной статьи остается впечатление, что суфии - это удивительные
мистики, почти или вовсе не имеющие ничего общего с исламской верой.
немецким теологом по имени Толук, открыто признавала ведущую роль британских
востоковедов в открытии суфизма. Толук также указывал, чего могут ожидать европейцы
от открытия такого любопытного течения, очевидно, лишь поверхностно связанного с
исламской верой; он приводит сообщение из ｫ Миссионерских ведомостейｻ (ｫ Missionary
Registerｻ ) за 1818 год, где утверждается, что ｫ в Персии есть примерно 80 000 человек,
именуемых софиями, которые около десяти или двенадцати лет назад открыто отвергли
* Апостол рассуждает об осуждении законом и об оправдании верой через Иисуса. Мы и до
закона были грешниками, но не знали, что есть грех. Закон лишь стал «диагностическим
инструментом», показавшим нашу неспособность жить по воле Божьей. Дело в том, что закон
является «материальным выражением духовной природы Бога», а мы, плотские, лишены этой
природы. Мы грешники по своей плотской природе и осуждены на смерть. И лишь путь ко Христу
через осуждение закона делает человека духовным, то есть он начинает жить не по плоти, а по духу,
«во Христе». Крестившийся «во имя Иисуса Христа» крестится в Его смерть и, умерев, становится
неподсуден закону. Так обретаются духовная жизнь и уподобление Богу.
магометанствоｻ 9. Это сообщение, которое скорее порождено воображением миссионеров,
еще раз свидетельствует о желании востоковедов отделить суфизм от ислама. Название
сочинения Толука на латыни: ｫ Sufismus, sive theosophia Persarum pantheisticaｻ (ｫ Суфизм,
или Пантеистическая теософия персовｻ ) - говорит об огромной важности умозрительных
европейских философских учений (например, Спинозы), в которых Бог и природа
признаются тождественными, а слово теософия (ныне больше всего связываемая с
немецким мистиком Я. Беме) использовали для представления учения о том, что
человечество в состоянии обрести Божественную мудрость; оба слова с позиции
протестантской теологии имеют уничижительный оттенок. Однако при всей неточности
толкований Толук затем видоизменяет их, связывая суфизм преимущественно с персами;
позже, когда получит распространение расовая теория, этот вывод обернется
представлением о суфизме как об ｫ арийскомｻ мистицизме, превосходящем ｫ семитскоеｻ
законопослушание арабов. Исследование Толука было все же достаточно обстоятельным,
на более чем трехстах страницах он попытался подытожить сведения об истоках суфизма
и о его наиболее видных представителях, приводя данные об антропологии, космологии,
свободной воле, мистической терминологии и уровнях учения. В Императорской
библиотеке Берлина было немного арабских, персидских и тюркских рукописей, но они
дали ему более обширные знания, чем те источники, к которым имели доступ Джонс и
Малколм. Так, отвечая на вопрос о греческом или индийском происхождении суфизма,
Толук вынужден признать, что зачатки того, что позже станет известно как суфизм,
можно различить во взглядах уже первых последователей Мухаммада. Однако поначалу
Толук заключил, что суфизм выродился в чистый пантеизм в сравнении с истинными
основами учения Мухаммада.
Он замечает, что ｫ остатки учения суфиев, такие, как теории Божественного в
человеке и эманации мира, стирание различия между добром и злом и даже отрицание
гражданских законов (все это, как свидетельствуют факты, имеет место в позднем
суфизме), составляют ядро пантеистического учения о единстве всего сущего с Богомｻ 10.
С этой поры суфизм окончательно стал объектом научного интереса. Религиозные и
политические устремления Европы Нового времени создали само понятие суфизм,
которое заняло подобающее место в списке учений и философских систем, заслуживших
почетный суффикс -изм.
Самым примечательным в ｫ открытииｻ суфизма, как описано выше, оказывается то,
что его вряд ли бы признало большинство суфиев. Хотя такие авторы, как Грэхем, знали о
выдающихся деятелях суфизма вроде Халладжа и Шамсаддина ат-Табризи, а Джонс
определенно был знаком с великими персидскими суфийскими поэтами, эти британские
ученые мужи в первую голову опирались либо на поэзию, либо на малозначимые и
не свободен от шор протестантской богословской догмы. Рассматривая суфизм как
умозрительную мистическую философию, эти ученые полностью пренебрегали его
общественным устроением, отражающимся в суфийских братствах, его установлениями,
которые формировались вокруг могил святых, и ролью суфиев в политической жизни -
теми факторами, которые будут представлены позже на страницах настоящей книги. И
самое главное: отделяя суфизм от ислама, востоковеды, таким образом, отрицали
важность Корана, Пророка Мухаммада и исламского права и обряда для суфизма- а ведь
для большинства тех, кого именуют суфиями, все эти элементы определяли значительную
часть их мировоззрения и обычаев. Творивший в Северной Африке в XV веке
прославленный мусульманский философ и историк Ибн Хальдун, снискавший славу
арабского Геродота, писал следующее:
ｫ Суфизм относится к наукам о религиозном праве, что породил ислам. Он
основывается на посыле, что обычаи его приверженцев всегда уважались влиятельными
первыми мусульманами - теми, кои окружали Мухаммада и людьми второго поколения,
а также пришедшими вслед за ними - как путь истины и праведного наставления.
Подход суфиев зиждется на неизменной приверженности бо-гопочитанию, полной
преданности Господу, отвращении от мнимого величия мира, воздержании от
удовольствий, собственности и положения, коего жаждет великое множество, и на уходе
от мира в затвор ради богопочитания. Сии вещи были обычны меж людей вокруг
Мухаммада и первых мусульман. Затем мирские помыслы стали обретать силу во втором
богопочитанияｻ 11.
Такое отношение к суфизму было привычным для большинства мусульманских
интеллектуалов вплоть до XVIII века.
В годы, последовавшие за ｫ открытиемｻ суфизма востоковедами, был достигнут
значительный прорыв. Благодаря печатным изданиям все больше суфийских текстов
становились доступными на языке оригинала как в мусульманских странах, так и на
Западе. Растущее число толковых переводов на европейские языки позволяет читателям
приблизиться к суфизму для его изучения или познания через личный опыт. И все же
доступность суфийских источников пока не сравнить с теми возможностями, какими мы
располагаем в отношении европейской литературы; предположительно лишь менее десяти
процентов арабских рукописей увидели свет, не говоря уже о манускриптах на
персидском, турецком, малайском, берберском, суахили, урду и ряде других языков,
которыми пользовались суфии. И что еще важнее, взгляд на нынешнее состояние
исследований по суфизму показывает, что многие предпосылки первых востоковедов еще
имеют большое хождение, несмотря на сравнительно расширившийся багаж знаний,
которым мы сегодня располагаем. Все еще встречаются ученые, которые тщат себя
надеждой, что они, дескать, смогут открыть и обнародовать истинные ｫ источникиｻ
суфизма в отношении индусского, буддийского или христианского на него ｫ влиянияｻ .
Оказывается, что еще многие сочинители некритически воспринимают исламских
фундаменталистов, считая их истинными представителями ислама, а значит, исподволь
признают обличение фундаменталистами суфизма как течения, стоящего вне ислама.
Предвзятые мнения об исключительно правовом характере ислама (прежде
ｫ магометанстваｻ ) используются в качестве критерия, по которому судят суфизм как
отдельное явление, которое может противоречить религии как таковой. Труды
колониальных чиновников XIX века (на которые ныне не распространяется авторское
право) до сих пор перепечатываются в бывших колониях, и тамошние светские высшие
круги считают эти исследования подлинными источниками исторических и культурных
сведений12. Реформистские и фундаменталистские мыслители, не раздумывая,
воспользовались склонностью востоковедческой науки видеть в прошлом ｫ золотой векｻ ;
такой подход позволяет им выказывать почтение отдельным ранним суфиям, которых
можно представить благочестивыми мусульманами, и в то же время горько сожалеть о
нравственном упадке современного суфизма. Тех, кто не хочет невольно впасть в такого
рода заблуждение, лучше всего сможет уберечь понимание крайне запутанной
родословной самого представления о суфизме на Западе.
Понятие «cyфий» как нормативное этическое представление
Как же все-таки ответить на вопрос, что такое суфизм и кто такой суфий? В
арабском и персидском языках имеются десятки обозначений для мусульманских
мистиков с различными, порой противоречивыми, определениями, которые все
переводятся на английский язык словом суфизм. Подобно другим понятиям,
выковывавшимся в эпоху Просвещения для описания религий, понятие суфизм ныне
стало общепринятым, нравится нам это или нет. Легко предположить, что данная
реальность- или феномен- как раз и занимает нас и что все иные понятия оказываются
лишь вариациями на эту основную тему. Такое предположение является следствием того
пути, который претерпела в своем развитии социальная и интеллектуальная история в
Европе и Америке. Понятия, создаваемые в виде ｫ измовｻ , описывают философские
учения и общественные движения, так что в идеале можно свести их к описательным
определениям, зиждущимся на собственных искомых свойствах. Такой подход к
классификации, особенно при сравнительном методе изучения религий, основывается на
роду, рассматриваются основные религии, а секты и отдельные типы религиозных
верований предстают как различные виды или подвиды. При таком подходе к изучению
религий возникает ряд трудностей. Здесь проявляется склонность представить всякую
религию неизменной сущностью, и тем самым секта или школа мысли, которая нам
мнится вступающей в противоречие с религией, может быть отброшена как некое
отклонение, вероятно, вследствие ｫ воздействияｻ другой религии. Как раз такого рода
рассуждения привели к разделению ислама и суфизма в востоковедческой литературе.
Ислам считают имеющим искомые свойства жесткого следования закону, тогда как
суфизм рассматривают проявляющим безразличие к вопросам религиозного права;
отсюда всего один шаг, чтобы положить внешний источник суфизма в Индии или еще где-
то. Все большее при исследовании религий обращение в сторону социологии и идеологии
как раз приводит к нынешнему пониманию суфизма как своего рода мистической
философии, распространенной в мусульманских странах, куда можно запрятать
обитающих на окраине общества некоторых его представителей-маргиналов (дервишей и
факиров), а заодно и политически значимые массовые движения.
Такой описательный подход к понятию суфизма резко отличается от употребления
слова суфий в суфийских текстах. Там мы видим нормативное, предписывающее
употребление этого понятия, которое определяет цели нравственного и духовного
совершенствования. Историческое происхождение слова суфий определено со всей
ясностью; оно берет начало от арабского слова, означающего шерсть (суф), которую
использовали в грубой одежде типа власяницы, веками носимой аскетами на Ближнем
именно шерсть предпочитало носить большинство пророков. Отраженная в данной
этимологии позиция отрешения от мира в начале исламской эпохи, когда завоевательные
арабские армии создали при дворе культуру, отличающуюся чрезмерной роскошью и
сибаритством, приобрела крайне важное звучание. Суфии сумели представить простой
образ жизни Пророка Мухаммада (ум. 632) и многих его сподвижников как важный
прецедент аскетического существования (иная этимология, впервые предложенная
философом Бируни, связывает понятие суфий с греческим словом, означающим мудреца,
софос, и значит, с греческой философией; однако такая трактовка не играла никакой роли
в суфийской литературе, хотя ее и пытались возродить востоковеды, начиная с Джонса и
Толука, в своих поисках внеисламских истоков суфизма). И все же, несмотря на важность
облачения в позднейшем суфийском ритуале, этимологическая связь с шерстью имела
лишь второстепенное значение для понятия суфий в сравнении с его духовным смыслом.
Создание понятия суфий в его концептуальном значении в огромной мере связано с
усилиями тех, кто жил в четвертом веке исламской истории (X век н. э.), хотя были и
более ранние прецеденты. Если мы хотим выделить основного создателя данной
концепции, лучше всего подходит на эту роль Абу Абдуррахман ас-Сулами (ум. 1021).
Судами, живший в Восточном Иране, написал много книг по-арабски, включая самое
раннее основное собрание житий суфийских святых*. Он заложил основы исторического
толкования суфиев как наследников и последователей пророков, создавая образ
мусульманской духовности и мистицизма, который охватывает предшествующие три
столетия. Сула-ми, подобно другим суфийским писателям, считал, что слово суфий
возникло не во времена Пророка Мухаммада; как и прочие религиозные специальные
понятия (в правоведении и изучении Священного Писания, например), оно, по его
мнению, возникло позже, отражая возросшую разветвленность мусульманских
религиозных занятий. Ансари (ум. 1089) в своем персидском переводе свода житий
Судами замечает, что первым, кто вызвал к жизни имя суфий, был сириец, прозываемый
Абу Хасим ас-Суфи (ум. 767), но при этом добавляет, что ｫ до него были святые,
отличающиеся аскетизмом, воздержанием и добродетельными деяниями на стезе
преданности Богу и стезе любвиｻ 13. Арабское слово тасаввуф, которое мы переводим как
ｫ суфизмｻ , буквально означает ｫ становление суфияｻ .
Тасаввуф представляет собой отглагольное имя*, производимое от пятой формы
глагола, используемой в арабском языке для образования от названий племен, религий,
сект, местностей глаголов со значением ｫ относить себя к данному племени, местности и т.
д.ｻ ; отсюда танассур означает ｫ принять христианствоｻ (от насрани - христианин), а
тафарнус - ｫ стать французомｻ . Хотя само слово было новым, извлечение из Лн-сари
показывает, что оно использовалось для охвата широкого спектра духовных качеств.
Поэтому первые жития суфиев пера Сулами и других авторов могли включать
жизнеописания религиозных деятелей, которые в свое время не были известны как суфии.
Подобным образом Умар ас-Сухраварди (ум. 1234) заметил: ｫ Бог весьма хвалебно
отзывается в Коране о собраниях добродетельных и благочестивых, и Он называет их
благословенными, так же как и тех, кто около оных, и среди сих пребывают еще
терпеливые, прямодушные, чтецы и возлюбленные. Прозвание суфий охватывает все, что
заключается в оных именах. Сие прозвание не существовало во времена посланника
Аллаха (да благословит его Бог и приветствует), хотя и говорится, что оно наличествовало
во времена его сподвижниковｻ 14.
Литературные источники суфизма, появившиеся в X веке н. э., употребляли слово
суфий осмотрительно и осознанно для озвучивания нравственных и мистических целей
ширящегося движения. Ряд сочинений, прежде всего на арабском языке, излагает идеалы
суфиев и разъясняет их связь с иными религиозными группами в мусульманском
обществе. Крайне трудно с приемлемой степенью надежности воссоздать самую раннюю
историю исламской духовности и мистицизма, и я не буду здесь затевать подобное
предприятие отчасти потому, что большинство текстов, описывающих первых суфиев,
сочинялись позже и отражают представления современников.
самобытность. Они говорят о суфиях просто как о народе (аль-каум) или общине
единоверцев (аль-таифа). Такое выражение самосознания, уже очевидное в IX веке,
основывалось на постепенном формировании небольших неформальных объединений
единоверцев, которые обменивались между собой мнениями по поводу уклада их
внятную духовную дисциплину, называли этих первых мусульманских ревнителей своими
предшественниками. Определения суфизма, выдвигавшиеся ими, представляются
историческими лишь в том смысле, что история доставляет чудные примеры религиозной
жизни, которые можно привлечь в качестве образцов в суфийских сочинениях. На этой
основе понятие суфий связывалось с арабским словом суффа - скамья (источник
английского слова sofa), и в этом значении оно вызывает из исторической памяти ｫ народ
скамьиｻ - - бедных сподвижников Пророка Мухаммада, у которых не было крова и
которые были вынуждены спать на скамье в Медине, делясь друг с другом скудным
скарбом и пропитанием. Находя в слове данный исток, авторы, очевидно, пытались
связать суфиев с ранней обшиной аскетических последователей Пророка, но тем самым,
что важнее, они создавали идеал общежития как основу суфийского мистицизма.
В результате слово суфизм приобрело скорее наставительный, нежели
пояснительный, характер. Ответы на вопрос ｫ что такое суфизм?ｻ множились и стачи
приобретать новое звучание, почти всегда размещаемые на видном месте в зачине
каждого нового трактата по суфизму. Обычно эти определения начинаются с приведения
дополнительной этимологии, которая связывает понятие суфий с прочими арабскими
корнями, особенно сафа (чистота) и сафва (избранные). Аналогично образ суфия
представил Кушайри (ум. 1074): ｫ Бог сотворил сию обшину избранных меж Его друзей и
возвысил оных над прочими Своими верующими после Своих посланников и пророков...
и очистил их от всяких темнотｻ 15. Кушайри был достаточно откровенен, когда утверждал,
что понятие суфии не кроется ни в каких словесных корнях, предлагаемых для его
производства, ибо большей частью происходит насилие над правилами языка. ｫ Сия
группа также хорошо известна тем, что требует определений посредством словесного
сходства и розысков корнесловияｻ , - говорит он. Тем не менее поэтическое и
риторическое воздействие подобного производства слов очевидно. Связывание суфизма с
чистотой позволяет ему предстать в качестве чистилища сердец (тасфийат аль-кулуб),
которое означает суровую нравственную дисциплину, основанную на созерцательных
упражнениях. Введение представления об избранных означает, что Божия благодать выше
всего в любом определении святости у человеческих существ, тем самым побуждая в них
взращивание чувства покорности всемогущему создателю. Однако, несмотря на
отвержение языкового определения понятия суфий, Кушайри выстраивает впечатляющий
список речений различных ранних суфийских наставников, которые создают различные
предписывающие нравственные и духовные цели для тех, кого привлекает подобный
идеал. Вот несколько примеров:
ｫ Суфизм есть врата к примерному поведению и отвращение от недостойного
поведения.
Суфизм означает, что Бог побуждает вас умереть для себя, дабы вы жили в Нем.
Суфий един по существу; ничто не переменит его, как и он не изменяет ничего.
Знак неподдельного суфия в том, что он ощущает себя бедняком, будучи богатым и
смиренным, имея власть, и неприметным, имея славу.
Суфизм означает, что вы ничем не владеете и ничто не владеет вами.
Суфизм означает, что вверение души Богу превыше всех иных желаний.
Суфизм означает овладение духовными сущностями и оставление того, чем
владеет тварное.
Суфизм означает преклонение колен у врат Возлюбленного, пусть даже Тот гонит
вас прочь.
Суфизм есть состояние, при коем исчезает все, что свойственно состоянию
человеческому.
Суфизм есть ослепительно сверкающая молнияｻ 16.
Можно привести бесконечное число подобного рода примеров17. Все эти
определения туманны с точки зрения описательной истории и социальной науки. В них
отсутствует какое бы то ни было ясное указание на вполне определенную группу людей.
Напротив, их цель - воздействовать на слушателя своим риторическим запалом; того,
кто внимает этим определениям или читает их, побуждают вообразить духовное или
этическое свойство, которое провозглашает данное определение, пусть даже оно
парадоксально. Определения суфизма, по существу, являют собой орудия назидания.
Создание сознающей себя общности, зиждущейся на этих суфийских идеалах,
имело определенные отрицательные последствия. Некоторые из наиболее значимых
психологических и этических целей этого учения подменились самовлюбленным
эгоцентризмом в осознании себя суфием. С возникновением понятия суфий мысль о
возможном появлении мнимого суфия не заставила себя ждать. Среди примеров Кушайри
есть и такие:
ｫ Знак неподдельного суфия в том, что оный ощущает себя бедняком, когда богат,
смиренным, когда могуществен, и неприметным, когда знаменит. Знак мнимого суфия в
том, что оный преподносит себя миру богатым, когда беден, могущественным, когда
смирен, и знаменитым среди своих последователей.
Самым отвратным из всего отвратного предстает алчный суфийｻ .
Двойственность положения, созданная неискренними и лицемерными
притязаниями на идеал суфия, даже привела к некой неловкости с этим словом. Когда
Шибли спросили, отчего суфиев так величают, тот ответил: ｫ Им все еще приходится
иметь некое Я, иначе они не связывали бы себя с этим словомｻ . Забавно, что неловкость
со словом суфизм, похоже, возникла чуть ли не с обретением им известности. Когда у
Худжвири (ум. 1075) спросили насчет суфизма, тот ответил: ｫ В наше время сия наука на
самом деле забыта, особенно в данной местности, ибо народ целиком поглощен
удовольствиями и отвратился от служения Богу. Ученые мужи века и притворщики сего
дня создали такое о нем представление, кое противно его началамｻ 15*. Так что причитания
по поводу упадка суфизма стали неотъемлемой частью при его определении уже с самого
начала, указывая на разрыв между идеалами мистицизма и действительностью
социальной практики. Наиболее знаменитое определение, выраженное в таком духе,
приписывается раннему суфию по имени Абу аль-Ха-сан Фушанджа: ｫ Суфизм ныне
предстает именем без предмета, тогда как некогда он являл собой предмет без имениｻ 19.
Те, кто занимался суфизмом, обязательно стремились подчеркнуть религиозную
правомочность своего движения. В трудах X и XI веков, разъясняющих суть суфизма, с
огромным трудом удается связывать суфизм в первую голову с Кораном и Пророком
Мухаммадом, отражать его тесное родство с Божественным Откровением и Его
посланником. К тому же эти суфийские сочинители (вроде Сарраджа, Судами, Калабази,
Сухра-варди) с большим тщанием подчеркивали свое положение не только как
вспомогательное по отношению к наставникам иных исламских религиозных наук
(наподобие права и изучения хадисов о деяниях и речениях Мухаммада), но и стоящее
выше их. Примером может служить арабский труд X века, названный ｫ Благопристойности
царейｻ , где суфии предстают истинными повелителями мира с духовной точки зрения. Он
описывает законников, знатоков речений Мухаммада и толкователей Корана, как
ущербных по сравнению с суфиями: ｫ Каждый из оных привязан к внешнему выражению
знания, и оные пренебрегают его [внутренними] сущностями... Но мне не доводилось
лицезреть людей, более крепко держащихся пророческого примера и внешне, и внутренне,
и тайно, и въявь в отношении закона, помыслов и деяний, нежели собрание, известное под
именем суфизмаｻ 20. В сравнении с подобным идеалом суфия можно было обличать
обычных религиозных ученых как продажных слуг незаконных светских властей. Такая
настороженная и обличительная позиция отчасти объясняется потребностью начавшего
осознавать себя движения оправдать и истолковать себя в понятиях основных
представлений братства в рамках исламской культуры. Некоторые широкоизвестные
процессы еретиков и нападки на отдельных суфиев также побудили апологетов суфизма
представить свои учения как опирающиеся на общепринятые богословские или правовые
учения, наподобие положений богословия Абу-ль-Хасана Ашари (873-935) или правовой
школы Ахмада ибн Ханбала (750-855). Описания суфизма, подобно всякой иной
религиозной точки зрения в исламском обществе, обязательно содержали полемические
доводы, предназначенные для привлечения источников религиозного авторитета и
религиозной законности.
Основной метафорой в суфийской риторике, которая занимает видное место и в
иных ведущих течениях исламской культуры, являются слова о главенстве внутренней
(тайной, скрытой) реальности, или Высшей Правды. Привлекая выражение из Корана
(57:3), суфии дают описание Бога, что ｫ Он первый и последний, внешний и внутреннийｻ *.
Представление о Боге как внутреннем выражении (батин) всех вещей требовало опоры на
связь между внутренним и внешним. Полнее всего это выражалось в словесном
построении с тройной рифмой, обычно привлекавшемся при устном наставлении:
внешняя форма - это исламский Закон (шариа), внутренний подход - это Путь
(тарика), тогда как Бог - сама реальность. Истина (хакика). Такого рода риторическая
формула позволяла суфиям представлять свои отличительные практики как внутреннее
претворение внешних ритуалов мусульманской религиозной жизни. Суфизм оказывался
стезей, ведущей от обыденной внешней жизни к обретению внутренней реальности - Бога.
Такая иерархическая градация действительности приводит к теории эзотерицизма; как
сказано в Коране, ｫ знающие и незнающие, равны ли одни другим?ｻ (39:12). Важно
распознать, что этот образ внутренней реальности и знания требует внешних форм
религии. Самовыражение суфизма тем самым предполагает нормы исламской традиции,
одновременно ведя за пределы этих установлений.
Терминология. употреблявшаяся в отношении суфизма
Несмотря на важность слова суфий как теоретического и образного понятия, оно не
так уж часто прикладывалось к реальным личностям. Отчасти это было вызвано
исконным разрывом между идеалом бескорыстия и самомнением, наличествующим в
провозглашении подобного положения. Иными словами, было благоразумно, чтобы
истинный суфий никогда не провозглашал это звание. Была соткана сеть из производных
слова, дабы прикрыть эти погрешности, так что мута-саввиф представлялся тем, кто
законно стремился стать суфием, и это слово могли спокойно перенять для себя многие. И
наоборот, тот, кто притворно именовал себя суфием, именовался мустасвиф, словом,
употреблявшимся исключительно в уничижительном смысле. Но если взглянуть на
литературные труды, описывающие множество различных мусульманских мистиков, то
бросается в глаза, насколько редко там используется слово суфий. К XIV веку именование
кого-то суфием обычно представлялось язвительным выпадом против притворной
святости; когда поэт Хафиз прибегает к слову суфий, он почти всегда вкладывает в него
подобное значение. Например, слыша крикливые заявления притворщиков об их
мистическом опыте, Хафиз говорит:
Скажи святоше в рубище (суфий), что, засучив рукав, Рукой к чужому тянется, а
мне внушает смех:
ｫ Чтоб сбить с пути всех истинных служителей Творца, Одел ты это рубище с
узором из прорехｻ 21**.
Великий персидский писатель Сзади (ум. 1292) из Шираза включил в свое ставшее
классическим произведение ｫ Тулистанｻ (ｫ Розовый садｻ ) важную главу под названием ｫ О
нравах дервишейｻ , в ней он пользуется широким набором слов для обозначения
различного рода мистиков, но почти не употребляет слово суфии.
Терминология, используемая для различных исламских мистических практик,
охватывает широкий спектр смысловых понятий. Часть этих терминов приводится ниже
(понятия, происхождение которых не указано, являются арабскими). Умозрительный и
обобщающий характер описательного понятия суфизм должен просматриваться в
разнообразных смысловых оттенках этих слов.
Поклонение. Базовое понятие поклонения представлено в слове абид (другая форма
Мутааббид), означающем благочестивого верующего; сам термин происходит от слова
абд (раб) и имеет оттенок послушания и преданности Богу. В персидском языке
употребляется еще слово парса, означающее благочестивого и праведного в поведении.
Этика. Самым древним понятием нравственного поведения является слово зухд,
означающее аскетизм, воздержание от мирских удовольствий; аскетический человек
сейчас имеется научный перевод Н. Османова, впервые опубликованный в журнале «Памир» (1990,
№ 3-12; 1991, № 1-12).
зовется захид. Захидов отличает не только их твердое отвращение от мира, но еще и страх
перед адским огнем; позже аскетов обличали за их сухость и суровость в сравнении с
возлюбленными Бога (см. ниже). Нравственная добродетель и приверженность
религиозному долгу - качества, которые связывали с са-лихом (праведным); сам корень
связан с праведным действием, благостью, миром и созидающим порядком. В некоторых
областях, особенно в Северной Африке, слово сапих преимущественно относится к
праведнику или святому. Искренность и правдивость -добродетели, присущие сиддику
(прямодушному). Данное уподобление более всего известно как характеристика Абу
Бакра, сподвижника Мухаммада, уверовавшего в правдивость рассказа Пророка о его
вознесении в рай. Слово вара (тщательное блюдение себя, избегая незаконной пиши и
подношений) вытекает из страстного желания следовать Божьим заповедям во всех своих
Знание. Суфизм часто описывается в ранних руководствах как вид религиозного
учения (шш), наряду с религиозным правом и речениями Пророка. Наставник такого рода
учения был известен как алим - ученый муж (мн. ч. улама). Многие из наиболее видных
религиозных ученых в исламской истории одновременно практиковали суфизм, так что
ученые звания наподобие маулана (наш господин) зачастую прикладывались без всякого
различия и к суфиям, и к религиозным ученым мужам. Когда мистическое знание ставили
выше традиционного учения, то предпочитали говорить о марифа, или ирфан, что
означало особое (внутреннее) знание, или гнозис, которое преодолевает обыкновенное
разумение. Обладатель такого знания был известен как ариф, или гностик. Многие
интеллектуалы сочетали интерес к мистицизму с метафизическим курсом наук, идущим
из греческой философии и получившим значительное развитие на арабском языке
благодаря переводам Платона и Аристотеля, а также самостоятельным трудам таких
философов, как Ибн Сина, известный на Западе под именем Авиценна (ок. 980-1037).
Наставник метафизической мудрости (хик-мы) именовался каким, то есть мудрец.
Путешествие. Другие применяемые к суфизму понятия привлекают метафору
путешествия, которое при общепринятом представлении суфизма дается как путь или
стезя (тарика). Сочинения, касающиеся мистического опыта, описывают подобные
переживания как путешествие (сулук). Трезво ступающий поданной стезе часто предстает
как путешественник (салик; перс. рахрав). Важность такого уподобления оттенялась
принятым у суфиев обычаем путешествовать в дальние страны либо в поисках
религиозного знания, либо ради самодисциплины.
Любовь. Пожалуй, наиболее распространенные слова для обозначения мистиков
брались из словника любви и сердечной привязанности. Для суфиев называться
возлюбленными, любящими Бога, Пророка Мухаммада и своего суфийского наставника,
было знаком уважения. Часто мы встречаем людей, которых просто именовали
возлюбленными (мухибб, ашик) или прикладывали к ним одно из общепринятых
обозначений друга (перс, дуст, яр). Сила любви представлялась столь важной для
мистического опыта, что суфийские наставники часто были известны как ｫ наставники
сердцаｻ (перс, сахибдил, ахл-и-дил).
Опьянение. В отличие от трезвого и владеющего собой путешественника,
некоторые души оказывались плененными притягательностью (джазб) Божественных
энергий. Эти ｫ безумцы Божьиｻ утрачивали обычную рассудительность и могли казаться
сумасшедшими. Независимо от того, было ли такое их состояние временным или
постоянным, те, кто мог в нем пребывать (маджзуб, а также перс, мает - опьяненные),
часто виделись святыми угодниками, их опекал и почитал обычный люд.
Двойственность общественного положения. Деятельность суфиев, считавших, что
их идеалы основаны на Божественной Истине, неминуемо приводила к серьезным
социальным трениям по мере того, как суфизм получал все большее распространение в
мусульманской среде после XII века. С самых ранних пор одна группа суфиев сознательно
навлекала на себя порицания (мапама) других, действуя из понимания ограниченности
принятых общественных ценностей. Этих маламатийа - ставших на путь показного
неблагочестия суфиев*- затмили те, кто отринул и обычное общество, и то, что виделось
им извращением мистицизма в институциональном суфизме. Эти странствующие аскеты в
одеяниях из шкур животных и порой в железных цепях, сбрившие все волосы на теле и
обычно ведшие себя вызывающим образом, наводнили весь Средний Восток и Южную
Азию. Известные под разными именами: то капандаров, то абдалов (заместителей)**, то
баба (отцов), то хаидари, то малангов, то муваллихов "(юродивые; букв. одержимые), эти
люди часто представлялись для политических властей опасными. Их связывали с
крестьянскими бунтами, в частности в Анатолии.
Наставничество и ученичество. Среди наиболее важных обозначений для суфиев
были те, что характеризовали роль духовного наставника. Самым общим понятием
служило арабское слово, обозначающее старца (шейх, перс, пир), используемое как
почетное звание. Сходными с ним являются звания учитель (устад) и поводырь,
проводник (муршид). Наставник, или учитель, работал по тем же примерно направлениям,
что и учителя обычных исламских религиозных на ук, схожим образом опираясь на цепь
передающих учение (арабск. асхаб аль-хадис), восходящую ко времени Пророка
Мухаммада. Ученик, или домогающийся (му-рид), должен сосредоточиться на наставнике
как предмете своих домогании (мурад). Лучшие ученики избирались в качестве
преемников (халифа) или представителей (мукаддам) наставника.
Святость. Одним из центральных представлений суфизма является исламское
учение о святости (валайа или вилайа), которая свидетельствует о близости к Богу, а
также о Божьем заступничестве. Святой (вали, мн. ч. аулийа; то же, что в перс, ｫ великий
мужｻ -бузург, а в тюркск. ｫ Божий человекｻ - эрен) был той фигурой, которая могла
просить заступничества перед Богом, подобно тому как феодальный вельможа мог
выступать ходатаем перед властителем. Близость святого к Богу и тем самым его
обличением мирской власти. В конечном счете могилы святых становились местом
широкого паломничества, когда люди всех сословий жаждали приобщиться к незримой
благодати святого как проводника, открывающего путь к духовным и материальным
ценностям.
Духовное состояние. Представление о невидимой иерархии святых явилось
логическим следствием духовного совершенства и авторитета. С самого начала при
описании различных уровней этой иерархии применялись те или иные имена, или звания,
некоторые из которых уподоблялись орудиям, посредством которых удерживалась
вселенная как своего рода космический шатер. Поэтому помимо таких званий, как
старейшины (нукаба), благочестивые (абрар), добродетельные (ахйар), заместители
(абдап) и спаситель (гаус), мы находим также колышки (аутад) и полюс. Ось (кутб). Из
них ｫ полюсｻ и ｫ спасительｻ используются для обозначения мужа, венчающего
иерархическую лестницу.
При виде такого многообразия занятий, переживаний и склонностей, лежащих в
основе этих различных понятий суфизма, следует заметить, что английское слово суфизм
должно было быть достаточно растяжимым, чтобы вместить их все. Более того, суфизм в
том понимании, как он употребляется ныне, означает все эти внутренние идеалы,
одновременно описывая их внешние, социальные и исторические проявления. Мы
вынуждены использовать слово суфизм как выражающее одновременно и сторонний
взгляд, и взгляд изнутри, что неизбежно ведет к разрыву между этими двумя точками
зрения. Оставшаяся часть книги представляет собой попытку перекинуть мостики между
этими двумя представлениями о суфизме.
Классический суфизм - суфизм, связанный исключительно из сунизмом и культивируемый в тюркской и арабской средах. Арабы и тюрки построили систему суфийских орденов, разработали философскую и поэтическую составляющую суфизма. Знаменитый танец дервишей начал впервые практиковаться у тюрков. При этом танец танец дервишей и зикри - это разные практики.
Школа классического суфизма происходит из Хорасана, Северный Иран; отсюда она распространилась на юго-запад к Багдаду. В ранний период ислама наиболее представительными мастерами Пути в Хорасане были Абу ль-Фадхль Кассаб Амули (дата смерти неизвестна), Абу Саид ибн Аби ль-Хайр (ум. 440/1049), Абу ль-Хасан Харакани (ум. 426/1034) и Байазид Бастами (ум. 262/875). Парадоксальные даже для того времени высказывания Байазида имели широкое хождение в Ираке и захватили умы тех, кто осваивал духовный путь божественного Единства, и искателей, стремящихся постигнуть смысл Единства Бытия. В частности, его идеи сильно повлияли на образ мышления Абу ль-Касима Джунайда (ум. 295/910), Абу Насра Сарраджа Туси (ум. 378/988), Дху л-Нуна Мисри (ум. 245/859) и на многих других, подвигая их к созданию комментариев на его высказывания.
Суфизм (араб. тасаввуф, его последовтель - суфи) является одним из главных направлений духовной жизни Ислама и основной формой мусульманского мистицизма. Его название объясняют различно, и чаще всего встречаются следующие версии этимологического происхождения слова «суфи»: 1) суффа, «скамья»; «люди суффы» - так именовались некоторые бедняки из числа первых мусульман, не имевшие своего крова и жившие в пристройке, прилегавшей к первой мечети (Мечети Пророка) в Медине и представлявшей собой скамью с перекрытием; 2) сафф, «ряд»; суфии раньше всех приходили в мечеть, во время молитвы образуя первый ряд; 3) сафа’, «чистота»; моральная чистота - необходимое условие суфийского образа жизни; 4) суф, «шерсть» - материал, из которого делалась одежда аскетов, «власяница»; 5) софия (греч.) - «мудрость». Предпоследняя этимология представляется наиболее правдоподобной. По некоторым сведениям, термин «суфи» был известен арабам и до Ислама, обозначая христианских аскетов, прежде всего арабов-несториан, которые обычно облачались во власяницу при вступлении в монашество.
Аскетическое движение у истоков суфизма
У истоков суфизма стояли аскеты, настроения которых отразили протест социальных низов против начавшейся при халифе Османе (прав. 644-656) и усилившейся затем в правление Омейядов (661-750) резкой дифференциации мусульманской общины, против роскошной и праздной жизни господствующей верхушки. В VIII-IX вв. крупнейшими центрами аскетического движения стали Ирак, провинция Хорасан и Египет. Термин суфий в это время еще не существовал (он появится только в начале следующего столетия). Для первых зачинателей суфийского движения обычным было обозначение захид, «отшельник», или ‘абид, «служитель [Божий]». От широких кругов верующих этих людей отличал ригоризм, повышенная интенсивность восприятия религии. В религиозной практике для них стал характерным обряд зикр, ритуальное «упоминание» имени Бога (подробнее о зикре будет сказано ниже).
Образ жизни аскетов этого периода характеризуется наличием двух тенденций в вопросе о добыче средств существования. Одна группа аскетов выставляла требование честного, исключительно личного труда, хотя и сводимого к минимуму, необходимому для поддержания жизни, - всякий избыток полученных продуктов должен быть отдан нуждающимся, не способным к труду. Согласно другой, квиетической ориентации, выражающейся в учении о таваккуле («уповании на Бога»), человек должен всецело положиться на Бога, не заботиться о добывании своего пропитания, жить текущим мгновением и надеяться, что Всевышний и завтра так же позаботиться о нем, как Он позаботился о нем сегодня. Впоследствии эта установка вылилась в следующую максиму: «Суфий - сын своего мгновения» (ас-суфи ибн вактих). Уповающий на Бога полностью представляет себя попечению Божьему; в руках Бога он подобен «трупу в руках обмывателя трупов».
В квиетизме аскетов-захидов, с одинаковым равнодушием относящихся как к похвале, так и к порицанию, нашел свое воплощение тот тип социального протеста, который был характерен для античных киников. Демонстративный нонконформизм приобрел крайнее выражение в одной из школ суфизма - маляматиййа (букв. «люди порицания»), зародившейся в Ираке, но наибольшего распространения достигшей в Хорасане, откуда она перешла в Среднюю Азию, а затем и в остальные части мусульманского мира. Крупнейшими маляматитами были Абу-Хафс аль-Хаддад (ум. 873), Хамдун аль-Кассар (ум. 885) и Абу-Усман аль-Хири (ум. 911).
Согласно маляматитам, деятельность человека по самосовершенствованию является сугубо личным делом. Все, что происходит в его душе, есть тайна, касающаяся только Бога, ведающего все сокрытое. Внешне суфий не должен ничем отличаться от других людей. Напротив, если люди будут считать его грешником, презирать и оскорблять, то он должен радоваться. Это доказательство того, что он идет по правильному пути, ибо все пророки и святые подвергались поношениям и оскорблениям. ٍSpernere sperni (лат.), «презирать презрение» - так можно сформулировать кредо крайних маляматитов. Они возвели внешнее неблагочестие в свой принцип, умышленно нарушали освященные религией нормы поведения, своими поступками стремились вызвать раздражение и неодобрение людей только для того, чтобы проявить равнодушие к их осуждению.
Однако аскетизм был неодобрительно встречен многими представителями власть имущих и богословов. Антиаскетические настроения господствовали в первые века Ислама, особенно при Омейядах. Противники аскетизма часто ссылались на возводимое к пророку Мухаммаду изречение: «Нет монашества в Исламе» (ля-рухбаниййа фи аль-ислям). В ответ суфии обычно говорили, что данное изречение относится к христианским монахам, а сами суфии монахами не являются, так как они не принимали обета вечного безбрачия. Брак и семью они не считали противоречащими своему жизненному идеалу. Однако среди суфиев были и такие, кто не был женат и осуждал брак. В оправдание монашеского образа жизни они утверждали, будто бы сам Пророк высказался за отмену запрета на безбрачие, но после II в. хиджры! И хотя апология целибата в среде суфиев была, скорее, исключением, чем правилом, у них утвердилась такая традиция: пока суфии живут в суфийском общежитии или ведут странническую жизнь, они должны воздерживаться от брачных отношений. Позднее среди некоторых суфиев приобрел распространение обычай прекращать брачные отношения с женой после рождения первого ребенка.
Несмотря на преобладание в Исламе антиаскетических настроений, суфийское движение в VIII-IX вв. продолжало свое развитие, завоевывая все больше сторонников. Суфизм стал приобретать организационные формы - начали складываться суфийские братства, ордена. В суфийской доктрине появился новый, ранее не известный компонент: мистицизм.
Суфийские братства
В VIII-X вв. наряду с суфиями-одиночками, которые предавались аскетическим и мистическим упражнениям, не оставляя своих постоянных занятий (ремесла, розничная торговля и т. д.), появились профессиональные нищенствующие суфии. Обычно их называли факырами (араб.) или дервишами (перс.), «бедняками». В более широком смысле термины факыр и дервиш стали употребляться как синонимы слова суфий. Многие дервиши жили постоянно или временно в своего рода общежитии (ханака, рибат, завийа, текке). Эти общежития строились обычно при гробницах знатных людей, больших мечетях и существовали на вакф (средства, завещанные каким-либо благотворителем) или на собранные подаяния. Наибольшее распространение общежития получили в городах. Городские суфийские общины в IX-XI вв. обычно были связаны с ремесленными кругами.
В суфийских кругах, особеннно в общежитиях, сложился устав духовного руководства. Муриды - люди, желающие посвятить себя дервишскому образу жизни, должны были найти себе наставника-шейха, который обычно возглавлял общежитие. Под руководством шейха мурид должен был пройти длительный курс аскетической и созерцательной жизни для достижения духовного совершенства. Только после этого мурид принимался в дервишское братство, внешним знаком чего служила дервишская одежда-хирка («дырявая одежда», «рубище»), которую шейх возлагал на адепта, и тот носил ее на протяжении всей жизни. Когда шейх видел, что уже ничему новому не может научить мурида, он давал ему так называемое иджаза - разрешение и отпускал его, предоставляя ему право собирать вокруг себя учеников и продолжать традиции своего учителя. Авторитет наставника был весьма велик. Мурид обязан был полностью покоряться воле шейха, беспрекословно выполнять всякое его указание, не задумываясь ни о значении, ни о целесообразности его. «Мурид в руках шейха подобен в руках омывателя трупов» - так была модифицирована соответствующая максима, иллюстрирующая, как было указано выше, надлежащее отношение суфия к Богу.
В дальнейшем разрозненные суфийско-дервишские обители стали объединяться в большие и могущественные тарикаты, братства-ордена. Крупнейшие из суннитских тарикатов: кадириййа, маулявиййа, накашбандиййа, рифаиййа, санусиййа, сухравардиййа, тиджаниййа и чиштиййа. К шиитским братствам относятся захабиййа, нурбахшиййа и хайдариййа. Бекташиййа представляет собой амальгаму обоих течений. Шиитскую ветвь, немногочисленную, имеет накашбандийа. Конфессиональная принадлежность тарикатов порой отличалась динамичностью. Братство ниматаллахиййа, первоначально возникшее как суннитское, впоследствии стало абсолютно шиитским. В обратном направлении шла эволюция халватиййи. Шиитские братства захабиййа и нурбахшиййа в свое время вышли из недр суннитского тариката кубравиййа.
Ордена-тарикаты объединяли не только собственно дервишей (факыров, живущих в ханаках, отшельников или странствующих), но и суфиев из всех общественных классов, живущих в своих домах и ведущих обычную жизнь. Постепенно образовалась иерархия рангов, на вершине которой стоит вали - «святой», «друг Божий»; он же - кутб, «полюс (мира)». На местах вали заменяют его представители-накыбы, местные шейхи и их «заместители»-халифы. Обычно глава ордена наделялся сверхъестественными способностями (включая чудотворство) и особой Божией благодатью.
Каждый из тарикатов имеет свою систему внешних знаков отличия, обрядов инициации и инвеституры, мистической практики. Так, члены братства кадириййи на голове носят маленькие войлочные шапочки с эмблемой братства - зеленой розой с тремя рядами лепестков, обозначающих соответственно пять столпов Ислама, шесть принципов веры и семь слов в кадириййской формуле зикра. Суфиев же из ордена бекташиййа узнают по конусообразному головному убору белого цвета. Некоторые ветви накшбандиййа имеют эмблему в виде контура сердца с вписанным в него словом «Аллах». Обряд инициации обычно имеет три базисных элемента: обучение формуле зикра и тайное руководство по его исполнению; клятва на верность; инвеститура с возлаганием рубища-хирки.
Главным обрядом мистической практики является зикр - ритуальное «поминание» Бога. В обоснование зикра суфии ссылаются на Коран: «Вспоминайте Бога частным упоминанием» (33:41); «Вспоминайте же Меня, Я вспоминаю вас» (2:152). Зикр состоит обычно в многократном повторении определенных формул, как то: Аллах (Бог); Аллах хайй (Бог присножив); ля илаха илла-Ллах (Нет божества, кроме Бога); Аллах акбар (Бог превелик) и др. Чтобы не сбиться со счета при повторении формул, пользуются четками. Зикр отправляется громким или тихим голосом, индивидуально или коллективно.
В большинстве братств зикр сочетается с обрядом сама - «слушание» музыки, обычно коллективное, которое часто сопровождается распеванием Корана или мистических стихов. Некоторые братства к пению добавляют и танец. Наиболее ярко такую практику осуществляют суфии из братства мавлавииййа, известные как «пляшущие дервиши».
В целом суфизм выступает как чрезвычайно многоликое явление, в котором уживаются самые различные, порой противоречивые, социально-политические и духовно-нравственные ориентации: от превознесения бедности до благословения богатства, от анархического неприятия государства до активной его поддержки, от граничащей с индифферентизмом веротерпимости до усердного распространения Ислама силой оружия, от презрения к рациональному познанию до увлечения философским теоретизированием.
Благодаря деятельности тарикатов суфизм с XIII в. превратился в основную форму «народного» Ислама.
Мистический экстаз в суфизме
Движение аскетов-захидов было лишено основного элемента, который станет характерным для последующего суфизма, - мистического переживания, ориентация на приближение к Богу и соединение с Ним. О близости Бога миру, а вместе с ней и возможности интимного общения с Ним свидетельствуют, по мнению суфиев-мистиков, коранические стихи: «И Он - с вами, где бы вы ни были» (57:4); «Куда бы вы ни обратились, там всюду лик Божий» (2:115); «Не бывает тайной беседы трех, где бы Он ни был четвертым среди них, и нет пятерых, где бы он ни был шестым среди них, и не менее этого и не более, и всегда Он с ними, где бы они не были» (58:7); «Мы ближе к нему [рабу Своему], чем шейная артерия [его]» (50:16). Мистическая близость к Богу достигается через любовь, о которой, как утверждают суфии, говорят следующие слова: «И приведет Бог людей, которых Он любит и которые любят Его» (5:54).
Идея любви (хубб/махабба, ‘ишк) к Богу традиционно связывается с именем самой знаменитой женщины в истории суфизма - Рабии аль-Адавиййи (ум. 801 г.). В одной из своих молитв она взывала: «О Господи, звезды светят, сомкнулись очи людей, закрыли цари врата свои... Каждый влюбленный уединился со своей возлюбленной, и вот я в твоих руках... О Господи, если я служу Тебе из страха перед Адом, то спали меня в нем, а если я служу Тебе в надежде на Рай, изгони меня из него. Если же служу я Тебе ради Тебя самого, то не скрой от меня своей вечной красы». Стихи Рабии положили начало мистической лирике, которая превратила суфизм в подлинный гимн божественной любви. Замечательные образцы этой лирики оставили нам крупнейшие поэты-суфии XIII-XV вв.: Ибн-аль-Фарид (ум. 1235), Фаридаддин аль-Аттар (ум. ок. 1230), Сади аш-Ширази (ум. 1391), Абдаррахман аль-Джами (ум. 1492) и др.
В своих стихах поэт-суфий обычно жаловался на любовные муки, сетовал на безнадежность своего чувства, воспевал прекрасную возлюбленную, ее вьющиеся локоны и все испепеляющий взор, сравнивал ее с солнцем или свечой, а себя с мотыльком, сгорающим в ее пламени. Состояние экстаза, близость к Возлюбленному суфийские поэты часто уподобляли чувству опьянения. Поэтому в суфийской лирике большое значение уделяется поэзии вина (хамриййат). Мистическая любовь к Богу обычно рисуется суфиями в таких образах чувственной любви, что при чтении их стихотворений эротико-гедонического содержания не всегда можно однозначно определить, о какой любви идет речь, мистической или земной. Благодаря такой двуплановости популярность суфийской поэзии выходила далеко за рамки собственно суфийской среды.
Новым элементом суфийского мистицизма наряду с идеей божественной любви стало понятие экстатического состояния - халь, введенное Зу-н-Нуном аль-Мисри (ум. 859). Мистический путь (тарика) состоит из ряда пристанищ-макамов, который обычно ассоциировался с кораническим стихом: «И нет среди нас никого, у кого не было бы известного пристанища» (37:164). Пристанищам соответствует ряд экстатических состояний - хали. Макам отличается от халя тем, что он представляет собой относительно устойчивое состояние, достигаемое волевыми усилиями странника, в то время как халь - кратковременное настроение, мгновенное озарение, не зависящее от самого человека, а ниспосланное ему как Божья милость.
Число, обозначение и характеристика макамов и халей в различных суфийских системах отличаются друг от друга. Нет и необходимого соответствия между макамами и халями ни по числу, ни по последовательности. Основные, наиболее повторяющиеся макамы, следующие: тауба, «покаяние» в грехах; вара‘, «набожность» - очищение от причинения несправедливости кому-либо, чтобы никто не имел к тебе претензий; зухд, «воздержанность» - безразличное отношение к мирским благам, как дозволенным религиозным законам, так и недозволенным; факр, «бедность» - довольствование минимумом жизненных благ; сабр, «терпение» - стойкое перенесение трудностей и несчастий; таваккуль, «упование» на Бога; рида, «согласие» - квиетическое принятие начертанного Богом. Наиболее распространенными халями являлись: курб, «близость» к Богу; махабба, «любовь»; хауф, «боязнь»; раджа’, «надежда»; шаук, «страсть»; мушахада, «созерцание»; йакын, «истинное постижение».
В IX в. цель странника, движимого божественной любовью по суфийскому пути, стала истолковываться как сближение с Богом и «исчезновение»-фана в нем. В состоянии фаны, которое исследователи обычно сравнивают с буддийской нирваной, суфий, подавив в себе личную волю, мирские желания и человеческие атрибуты, становится способным к общению с Богом и растворяется в Нем. Но фана есть лишь одна сторона двуединого процесса. Растворяясь в Боге, уничтожая свое временное, преходящее Я, человек приобщается к вечной божественной сущности, приобретает подлинное существование - бака.
Крайнюю форму концепции фаны развивал аль-Бистами (Абу-Йазид, перс. Байазид, ум. 874), скандально известный своими экстатическими изречениями (шатхиййат), в которых богословы усматривали претензии на соединение (иттихад) с божеством и даже на самообожествление. Самым богохульным считалось его восклицание: «Преславен я, преславен, сколь велик сан мой!» (субхани, субхани, ма-а‘азам шани), крамольность которого заключалась в том, что эпитет «преславен» (субхан) мусульманская доктрина приписывала только Богу. Другое знаменитое дерзкое изречение - «Я есмь Истина (Бог)» (ана-ль-Хакк) - принадлежит великому мученику суфизма аль-Халляджу (казнен в 922 г.).
Аль-Бистами и аль-Халлядж представляют крайнюю (антиномистическую, от nomos «закон») тенденцию в суфизме, выражающуюся в отношении к религиозному закону-шариату как чему-то формальному, внешнему, необходимому лишь в начальном этапе суфийского пути-тариката. Сторонники другой, умеренной (номистической) тенденции настаивали на строгом соблюдении суфиями предписаний шариата, требовали от суфиев согласования своих учений с Кораном и Сунной, учили о соединении с божеством как сугубо психологическом - а не реальном/онтологическом - акте. К этому направлению принадлежат аль-Мухасиби (ум. 857), Маруф аль-Кархи (ум. 815), ас-Сарри ас-Сакасты (ум. 870), ат-Тустари (ум. 896), аль-Макки (ум. 909), аш-Шибли (ум. 945), аль-Джунайд (ум. 910), ар-Рувайм (ум. 916), аль-Кушайри (ум. 1072) и аль-Харави аль-Ансари (ум. 1089). Его придерживался и крупнейший мусульманский богослов аль-Газали (ум. 1111), сыгравший заметную роль в узаконивании суфизма в ортодоксальном (суннитском) Исламе.
Философская саморефлексия
Характерная для суфиев ориентация на сближение с Богом получила свое философское оформление в «Теософии озарения» (или «Метафизике света», «Иллюминативизме», араб. хикмат аль-ишрак, ишракыййа) ас-Сухраварди (ум. 1191) и особенно в концепции «Единства бытия» (вахдат аль-вуджуд, отсюда название школы - вуджудиййа или иттихадиййа) Ибн-Араби (ум. 1240).
В своем главном сочинении «Теософия озарения» ас-Сухраварди (как и до него аль-Газали в книге Мишкат аль-анвар, «Ниша светов») исходит от коранического описания Бога как «света небес и земли» (24:35). Мир, считает мыслитель, представляет собой световую иерархию, основание которой служат «темные», материальные сущности, а вершиной - «Пресвятый свет», или «Свет светов» (Бог). Свет светов выступает источником всякого другого света, красоты и совершенства. Его «заместителями» (халифа) являются солнце на небесах, огонь и человеческая разумная душа на земле. В соединении со «Светом светов» состоит высшее блаженство и потустороннее счастье гностика-теософа (‘ариф).
Центральной концепцией системы Ибн-Араби, «Величайшего шейха» (аш-Шайх аль-акбар) мусульманских мистиков, является учение о «Единстве бытия», или «Едином-Бытии». Исламскую формулу единобожия - «Нет божества, кроме Бога» - Ибн-Араби заменяет формулой «Нет бытия, кроме Бога». Все сущее есть проявление Бога, который есть Единое, или Бытие. Конкретные, множественные вещи суть Его частицы, подобио волнам по отношению к морю или кирпичам - к зданию. Единое-Бытие есть высшая красота. «Бог прекрасен и любит красоту», - так гласит одно изречение пророка Мухаммада, охотно повторяемое Ибн-Араби и другими суфиями. Бог-Прекрасное присутствует во всем красивом, проявляется во всем любимом. Единая живая красота, разлитая в бесчисленных формах мира, с особой яркостью воплощена в женщине. Поэтому «созерцание (шухуд) Бога в женщине есть наиболее великое и полное созерцание Его».
Сотворение мира, по Ибн-Араби, есть не что иное, как саморазвертывание Бога, проявление Единого во множестве тварей, переход чистого Бытия в оформленные сущие. А мотивом творения служит стремление Абсолюта к самопознанию, как об этом говорится в одном из изречений Пророка, передающего слова Бога: «Я был скрытым сокровищем, и Мне было любо быть узнаваемым, посему я создал твари». Вселенная и есть то зеркало, в котором Бог приходит к созерцанию Себя.
Но это зеркало сначала было не отполированным. Человек и стал тем тварным существом, которое явилось «полировкой» зеркала, то есть через которое наиболее полно осуществилось самосозерцание Абсолюта. И в каждом поколении непременно существует «Совершенный человек» (аль-Инсан аль-камиль), который воплощает в себе все богатство физического и божественного миров и который служит мостом между Богом и тварями. Это и есть достигший наивысшего совершенства суфий, «полюс» (кутб), ось, вокруг которой вращается космос.
Бог проявляется в различных формах в зависимости от воспринимающего, подобно воде, которая принимает цвет посуды. Поэтому истинный суфий не ограничивает себя одной конфессией, отвергая другие, но видит Бога в каждом божестве. Обосновывая право каждого человека на сугубо индивидуальную веру, Ибн-Араби вслед за предшественниками из числа суфийских мыслителей утверждает, что «путей к Богу столько же, сколько душ человеческих». Посему каждый вправе идти к Истине своим путем. Эти пути разные - одни длиннее, другие короче, но все они в действительности прямые, тождественные тому пути, о котором говорится в Коране: «И Мы вывели их на прямую путь» (6:87). Гностик тем и отличается от профана, что усматривает прямоту в кривизне. Ведь «прямота» равностороннего треугольника состоит в том, что он имеет три равных между собой угла; прямота равнобедренного - в том, что он имеет две одинаковые стороны; прямота лука - в его искривлении, соответствующем его назначению как орудия стрельбы; прямота растений - в их вертикальном движении, прямота животных - в их горизонтальном движении; и т. п. Все во Вселенной следует по прямому пути, предначертанному Богом. И в этом смысле все верования истинны.
В поэтической форме Ибн-Араби описывает собственное преодоление состояния религиозного отчуждения, когда «я осуждал моего товарища, если его религия не была близкой к моей», и стал проповедовать религию всеобщей любви, которая объемлет все религии:
Сердце мое приемлет всякий образ:
Оно и пастбище для газелей, и монастырь для монахов,
Храм для идолов и Кааба для паломников,
Скрижали Торы и свитки Корана.
Я исповедую любовь, и только любовь,
Она - моя религия и моя вера.
«Люди исповедуют разные верования о Боге, я же исповедую все их верования», - завещал своим последователям Величайший шейх.
Суфизм - что это такое? В науке до сих пор не создалось четкого и единого представления об этом сложнейшем и многоплановом направлении мусульманской религиозной мысли.
За многие века своего существования оно охватило не только весь мусульманский мир, но сумело проникнуть и в Европу. Отголоски суфизма можно найти в Испании, странах и на Сицилии.
Что такое суфизм
Суфизм - это особое мистико-аскетическое течение в исламе. Его последователи считали возможным непосредственное духовное общение человека с божеством, достигаемое путем длительных специальных практик. Познание сути божества - единственная цель, к которой суфии стремились в течение всей жизни. Этот мистический «путь» выражался в нравственном очищении и самосовершенствовании человека.
«Путь» суфия состоял из постоянного стремления к Богу, называемого макамат. При достаточном усердии макамат мог сопровождаться мгновенными озарениями, которые были подобны кратковременным экстазам. Но стоит заметить, что подобные экстатические состояния не были для суфиев самоцелью, к которой нужно стремиться, а служили лишь средством для более глубокого познания сути божества.
Многоликость суфизма
Изначально суфизм был одним из направлений исламского аскетизма, и лишь в VIII-X веках учение полностью сложилось как самостоятельное течение. Тогда же у суфиев появились собственные религиозные школы. Но даже при этом условии суфизм так и не стал четкой и стройной системой взглядов.
Дело в том, что во все времена своего существования суфизм жадно вбирал в себя многие идеи античной мифологии, зороастризма, гностицизма, христианской теософии и мистики, впоследствии легко соединяя их с местными верованиями и культовыми традициями.
Суфизм - что это такое? Данному понятию может служить следующее общее название, объединяющее множество течений, школ и ветвей с различными идеями «мистического пути», которые имеют лишь общую конечную цель - непосредственное общение с богом.
Способы достижения этой цели были самыми разнообразными - физические упражнения, особые психотехники, аутотренинг. Все они выстраивались в определенные суфийские практики, распространяемые посредством братств. Осмысление же этих многочисленных практик порождало новую волну разновидностей мистицизма.
Начало суфизма
Изначально суфиями именовали мусульманских аскетов, которые по обыкновению носили шерстяную накидку «суф». Отсюда произошел термин «тасаввуф». Это слово появилось только спустя 200 лет со времени пророка Мухаммеда и означало «мистицизм». Из этого следует вывод, что суфизм появился значительно позже, чем многие течения в исламе, а впоследствии он стал своеобразным преемником некоторых из них.
Сами суфии считали, что Мухаммед своим аскетическим образом жизни указал последователям единственно верный путь для духовного развития. До него многие пророки в исламе чем заслужили большое почтение у народа.
Значительную роль в становлении мусульманского аскетизма сыграли «ахль ас-суффа» - так называемые «люди скамьи». Это небольшая группа бедняков, которые собирались в мединской мечети и проводили время в постах и молитвах. Сам пророк Мухаммед относился к ним весьма уважительно и даже посылал некоторых проповедовать ислам среди небольших арабских племен, затерянных в пустыне. Существенно поправив свое благосостояние в таких поездках, бывшие аскеты легко привыкли к новому, более сытому образу жизни, что позволило им без труда отказаться от своих аскетических убеждений.
Но традиция аскетизма в исламе не умерла, у нее нашлись продолжатели среди странствующих проповедников, собирателей хадисов (изречений пророка Мухаммеда), а также среди бывших христиан, обращенных в мусульманскую веру.
Первые общины суфиев появились в Сирии и Ираке в VIII веке и быстро распространились по всей территории арабского Востока. Изначально суфии боролись лишь за то, чтобы больше внимания уделять духовным аспектам учения пророка Мухаммеда. Со временем их учение впитало в себя множество других суеверий, и обычным делом стали такие увлечения, как музыка, танцы, а иногда и употребление гашиша.
Соперничество с исламом
Отношения суфиев с представителями ортодоксальных течений ислама всегда были весьма непростыми. И дело здесь не только в принципиальных различиях учения, хотя они были существенными. Суфии ставили во главу угла сугубо личные переживания и откровения каждого верующего, в отличие от ортодоксов, для которых главным была буква Закона, а человек должен был лишь неукоснительно подчиняться ему.
В первые века становления суфийского учения официальные течения в исламе боролись с ним за власть над сердцами верующих. Однако с ростом его популярности суннитские ортодоксы были вынуждены смириться с таким положением. Часто случалось, что в отдаленные языческие племена ислам мог проникнуть лишь с помощью суфийских проповедников, так как их учение было более близко и понятно простым людям.
Сколь бы ни был рационален ислам, суфизм сделал его жесткие постулаты более духовными. Он заставлял людей вспомнить о собственной душе, проповедовал доброту, справедливость и братство. К тому же суфизм был очень пластичен, а потому впитывал как губка все местные поверья, возвращая их народу более обогащенными с духовной точки зрения.
К XI веку идеи суфизма распространились по всему мусульманскому миру. Именно в этот момент суфизм из интеллектуального течения превратился в поистине народное. Суфийское учение о «совершенном человеке», где совершенство достигается за счет аскезы и воздержания, было близко и понятно бедствующему народу. Оно давало людям надежду на райскую жизнь в будущем и говорило о том, что божественная милость не обойдет их стороной.
Как ни странно, родившись в недрах ислама, суфизм не так много почерпнул из этой религии, зато с радостью воспринял многие теософские построения гностицизма и христианского мистицизма. Большую роль в становлении учения сыграла и восточная философия, кратко рассказать обо всем многообразии идей которой практически невозможно. Однако сами суфии всегда считали свое учение внутренней, сокрытой доктриной, тайной, лежащей в основе Корана и других посланий, которые оставляли многие пророки в исламе, предшествующие приходу Мухаммеда.
Философия суфизма
С ростом числа последователей в суфизме постепенно начала развиваться интеллектуальная сторона учения. Глубокие религиозно-мистические и философские построения не могли быть понятны простым людям, однако удовлетворяли запросы образованных мусульман, среди которых также нашлось немало тех, кого заинтересовал суфизм. Философия во все времена считалась уделом избранных, но без глубокой проработки своих доктрин не может существовать ни одно религиозное течение.
Самое распространенное течение в суфизме связано с именем «Великого Шейха» -мистика Ибн Араби. Его перу принадлежат две известные работы: «Мекканские откровения», которые по праву считаются энциклопедией суфийской мысли, и «Геммы Мудрости».
Бог в системе Араби имеет две сущности: одна - неощутима и непознаваема (батин), а другая - явная форма (захир), выражаемая во всем многообразии живущих на земле существ, сотворенных по божественному образу и подобию. Другими словами, все живущие в мире - лишь зеркала, отражающие образ Абсолюта, истинная сущность которого так и остается сокрытой и непознаваемой.
Другим распространенным учением интеллектуального суфизма был вахдат аш-шухуд - учение о единстве свидетельства. Оно было разработано в XIV веке персидским мистиком Ала ад-Даула ас-Симнани. Это учение говорило о том, что целью мистика является не попытка соединения с божеством, так как это совершенно невозможно, а лишь поиск единственно верного способа, как именно нужно ему поклоняться. Это приходит лишь в том случае, если человек будет неукоснительно соблюдать все предписания Священного Закона, который люди получили через откровения пророка Мухаммеда.
Таким образом, суфизм, философия которого отличалась ярко выраженным мистицизмом, все же смог найти пути для примирения с ортодоксальным исламом. Возможно, что учение ас-Симнани и его многочисленных последователей позволило суфизму продолжить свое вполне мирное существование в пределах мусульманского мира.
Суфийская литература
Сложно оценить все многообразие идей, которое принес мусульманскому миру суфизм. Книги ученых суфиев по праву вошли в сокровищницу мировой литературы.
В период развития и становления суфизма как учения, появилась и суфийская литература. Она сильно отличалась от той, что уже существовала в других исламских течениях. Главной мыслью многих произведений была попытка доказать родство суфизма с ортодоксальным исламом. Их целью было показать, что идеи суфиев вполне соответствуют законам Корана, а практики ни в коем случае не противоречат образу жизни правоверного мусульманина.
Суфийские ученые пытались по-своему толковать Коран, причем основное внимание уделяли аятам - местам, которые традиционно считались непостижимыми для разума простого человека. Это вызывало крайнее возмущение у ортодоксальных толкователей, которые были категорически против любых умозрительных допущений и аллегорий при комментировании Корана.
Весьма вольно, по мнению исламских ученых, суфии относились и к хадисам (преданиям о делах и изречениях пророка Мухаммеда). Их не очень волновала достоверность того или иного свидетельства, они уделяли особое внимание лишь их духовной составляющей.
Суфизм никогда не отрицал исламское право (фикх) и расценивал его как непреложный аспект религии. Однако у суфистов Закон становится более духовным и возвышенным. Он оправдывается с моральной точки зрения, а потому не дает исламу полностью превратиться в жесткую систему, требующую от своих последователей лишь четкого исполнения всех религиозных предписаний.
Практический суфизм
Но кроме высокоинтеллектуального суфизма, заключающегося в сложных философских и теологических построениях, развивалось и другое направление учения - так называемый прагматический суфизм. Что это такое, можно догадаться, если вспомнить, как популярны в наши дни различные восточные упражнения и медитации, направленные на улучшение того или иного аспекта жизни человека.
В прагматическом суфизме можно выделить две основные школы. Они предложили свои собственные, тщательно разработанные практики, выполнение которых должно обеспечить непосредственного интуитивного общения с божеством.
Первая школа основана персидским мистиком Абу Иазидом ал-Бистами, жившим в IX веке. Основным постулатом его учения было достижение экстатического восторга (галабы) и «опьянения любовью к богу» (сукр). Он утверждал, что путем долгого размышления о единстве божества можно постепенно достигнуть состояния, когда собственное «Я» человека полностью исчезает, растворяется в божестве. В этот момент происходит смена ролей, когда личность становится божеством, а божество - личностью.
Основателем второй школы также стал мистик из Персии, его звали Абу-л-Касима Джунайда ал-Багдади. Он признавал возможность экстатического слияния с божеством, но призывал своих последователей идти дальше, от «опьянения» к «трезвости». В этом случае божество трансформировало саму и он возвращался в мир не только обновленным, но и наделенным правами мессии (бака). Это новое существо могло бы в полной мере контролировать свои экстатические состояния, видения, мысли и чувства, а потому еще более эффективно служить на благо людям, просвещая их.
Практики в суфизме
Суфийские практики были настолько разнообразны, что подчинить их какой-либо системе не представляется возможным. Однако среди них можно выделить несколько самых распространенных, которыми многие пользуются до сих пор.
Самой известной практикой считаются так называемые суфийские кружения. Они дают возможность почувствовать себя центром мира и ощутить вокруг мощный круговорот энергии. Со стороны это выглядит как быстрое кружение с открытыми глазами и поднятыми руками. Это своеобразная медитация, которая заканчивается лишь тогда, когда обессиленный человек падает на землю, тем самым полностью сливаясь с ней.
Кроме кружений, суфисты практиковали самые различные методы познания божества. Это могли быть длительные медитации, определенные молчание в течение нескольких дней, зикр (нечто подобное медитативному чтению мантр) и многое другое.
Суфийская музыка всегда была неотъемлемой частью подобных практик и считалась одним из самых мощных средств для приближения человека к божеству. Эта музыка популярна и в наше время, ее по праву считают одним из прекраснейших творений культуры арабского Востока.
Суфийские братства
Со временем в лоне суфизма стали возникать братства, целью которых было дать человеку определенные средства и навыки для прямого общения с богом. Это стремление достичь некоторой свободы духа в противовес приземленным законам ортодоксального ислама. И сегодня в суфизме существует множество дервишских братств, различающихся между собой лишь способами достижения слияния с божеством.
Братства эти называются тарикаты. Изначально этот термин применялся по отношению к любому четкому практическому методу «пути» суфия, но с течением времени так стали именоваться лишь те практики, которые собрали вокруг себя наибольшее количество последователей.
С момента появления братств внутри них начинает складываться особый институт отношений. Каждый желающий идти по пути суфия, должен был выбрать себе духовного наставника - Муршида или Шейха. Считается, что пройти тарикат самостоятельно невозможно, так как человек без проводника рискует потерять здоровье, разум, а возможно, и саму жизнь. На пути ученик должен повиноваться своему учителю в каждой мелочи.
В эпоху расцвета учения в мусульманском мире существовало 12 самых больших тарикатов, позже они дали жизнь еще очень многим побочным ветвям.
С развитием популярности таких объединений их бюрократизация еще более углубилась. Система отношений «ученик-учитель» сменилась новой - «послушник-святой», а мюрид уже подчинялся не столько воле своего учителя, сколько правилам, установленным в рамках братства.
Самым важным среди правил было полное и безоговорочное подчинение главе тариката - носителю «благодати». Также было важно неукоснительно соблюдать устав братства и четко выполнять все предписанные этим уставом психические и физические практики. Как и во многих других тайных орденах, в тарикатах были разработаны таинственные ритуалы посвящения.
Есть группы, сумевшие дожить и до наших дней. Крупнейшими из них являются Шазири, Кадири, Нахшабанди и Тиджани.
Суфизм сегодня
Сегодня суфиями принято называть всех тех, кто верит в возможность непосредственного общения с богом и готов приложить любые усилия, чтобы достичь того психического состояния, при котором это станет реальным.
В настоящее время последователями суфизма являются не только бедняки, но и представители среднего класса. Принадлежность к этому учению совершенно не мешает им выполнять свои социальные функции. Многие современные суфии ведут обычную жизнь городских жителей - ходят на работу и заводят семьи. А принадлежность к тому или иному тарикату в наши дни часто передается по наследству.
Итак, суфизм - что это такое? Это учение, которое и сегодня продолжает существовать в исламском мире. И самое удивительное, что не только в нем. Суфийская музыка пришлась по душе даже европейцам, а многие практики, разработанные в рамках учения, и сегодня широко используются различными эзотерическими школами.
www.koob.ru
Идрис Шах. Путь суфиев
* ГЛАВА ПЕРВАЯ. КЛАССИКИ СУФИЗМА *
Людей, громогласно заявляющих о том, что учение суфиев приводит их в
полное недоумение, настолько много, что не остается ничего иного, как
признать, что они сами хотят пребывать в недоумении. Другие, по причинам
более явным, упрощают все до такой степени, что их "суфизм" есть не что
иное, как культ любви или медитаций, или чего-то еще, точно так же
вырванного из общей системы.
Но те, кто обладает толикой непредвзятого интереса, обозревая все
разнообразие суфийской деятельности, могут усмотреть общую отличительную
особенность, которую просто невозможно не заметить.
Суфийские мудрецы, школы, писатели, учения, юмор, мистицизм,
формулировки -- все это связано с социальной и психологической уместностью
определенных человеческих представлений.
Будучи человеком "вневременным" и "внепространственным", суфий
прилагает свой опыт в пределах той культуры, страны, природных условий, в
которых он живет.
Изучение суфийской деятельности только в былых культурах представляет
собой ценность лишь для тех, кто трудится на узком поприще схоластической
науки. Ограничить описание суфийской деятельности рамками чисто
религиозного, литературного или философского течения -- значит изобразить
путь суфиев очень поверхностно, таким, каким он видится непосвященному.
АЛЬ-ГАЗАЛИ
Аль-Газали, философ и суфий двенадцатого века, в своей "Книге Знаний"
приводит следующую строку Аль-Мутанаби: "Больному человеку сладкая вода
кажется горькой на вкус".
Это могло бы послужить отличным девизом самому Газали. За восемьсот лет
до Павлова он выделил и закрепил в сознании современников (часто в
прелестных притчах, иногда в поразительно "современных" выражениях) проблему
обусловленности.
Несмотря на открытия Павлова и десятки книг и отчетов о клинических
исследованиях в области человеческого поведения, появившихся за последние
годы, рядовые исследователи явлений, связанных с психикой, по-прежнему не
подозревают о гипнотической силе навязанных идей. (Одной из наиболее
поразительных особенностей современного человека является то, что, несмотря
на изобилие научных доказательств, он чрезвычайно трудно усваивает ту
истину, что его убеждения далеко не всегда связаны с его умственным
развитием, культурным уровнем или его системой ценностей. Так что, почти сам
того не осознавая, он предрасположен к навязыванию идей.) В тотали-тарном
обществе навязывание идей считается явлением весьма желательным --
разумеется, если насаждаются идеи данного общества. В обществах же иного
типа о существовании этого явления едва ли подозревают. Но именно это и
делает почти каждого человека уязвимым с этой стороны.
Труд Газали не только предвосхищает, но даже превосходит нынешние
знания в этой области. В вопросе о том, представляет ли навязывание идей
(открытое или негласное) явление желательное, или наоборот, а также
неизбежно оно или нет, мнения нынешних специалистов расходятся.
Газали не только указывает на то, что идея, которую люди называют своим
убеждением или верованием, может фактически оказаться навязанной, он
недвусмысленно заявляет, в соответствии с принципами суфизма, что такое
состояние не является неизбежным, и настаивает, что люди обязаны уметь его
распознавать.
Книги Газали сжигались средиземноморскими фанатиками повсюду, от
Испании до Сирии. В наше время их больше не предают пламени костра, но их
влияние -- за исключением, возможно, круга суфиев -- уменьшилось; они мало
изучаются.
Газали считал, что очень легко потерять способность разли-чать
убеждения и знания. Когда такое случается, на тех, кто знает эту разницу,
ложится обязанность разъяснить ее, насколько это в их силах.
Научные, психологические открытия Газали, хотя широко используются
самыми разными учеными мужами, не получили должного признания, вследствие
его особого упора на то, что в основе их не лежат никакие научные или
логические методы. Он приобрел все свои знания благодаря суфийскому
воспитанию, принадлежности к суфиям и путем непосредственного восприятия
истины, не имеющего ничего общего с механическим умствованием. Это, конечно
же, сразу выводит его из разряда, так называемых, ученых. Забавно, однако,
что его открытия столь поразительны, что, кажется, в глубине души ученые не
прочь бы узнать, каким образом он пришел к ним.
"Мистицизм", получивший репутацию чего-то непристойного, подобен собаке
из пословицы: если его нельзя повесить, то можно, по крайней мере,
игнорировать. Явный метод схоластической психологии: примите открытия
человека, если невозможно отрицать их, но игнорируйте его метод, если он не
соответствует вашим представлениям о методах.
Если бы Газали достиг лишь незначительных успехов, он бы вошел в
историю как рядовой мистик и как очередное доказательство, что мистицизм, в
аспекте образовательном и социальном, непродуктивен.
Влияние Газали на западную мысль во всех ее сферах, по общему
признанию, огромно. Но само это влияние являет собой действие закона
обусловленности: философы средневекового христианского мира, принявшие
многие его идеи, делали это крайне выборочно, совершенно игнорируя те
положения, которые угрожали их собственной деятельности по навязыванию
определенных идей окружающему обществу.
Комплекс идей Газали был направлен на то, чтобы донести до круга людей
более широкого, чем сравнительно небольшой круг суфиев, конкретное различие
между верованием и насажденной идеей. Он подчеркивал роль воспитания в
укоренении религиозных убеждений и советовал своим читателям изучать
механизм этого процесса. Он настаивал на признании того, что образованные и
ученые мужи могут быть и часто являются глуп-цами и могут оказаться
фанатиками и одержимыми. Он заявлял, что помимо таких вещей, как обладание
информацией и способность ее воспроизводить, существует еще и знание,
которое оказы-вается более высокой формой человеческой мысли.
Привычку путать убеждение со знанием, -- привычку, с которой в наше
время приходится сталкиваться повседневно, Газали считает эпидемическим
заболеванием.
Говоря все это с обилием примеров и в духе откровенной непочтительности
к "научному подходу", Газали выступал не просто в роли обычного диагностика.
Сам он приобрел свои знания чисто суфийским путем и понимал, что высшее
понимание, являясь, по существу, достоянием суфиев, доступно лишь людям,
способным различать и избегать явления, которые он анализировал.
человеческой мысли и жизненность его идей спустя сотни лет неоспоримы.
Постараемся отчасти восполнить упущение наших предшественников и посмотрим,
что он говорит о методе. Каков был Путь аль-Газали? Что должен делать
человек, чтобы стать подобным ему, -- тому, кто, по общему признанию, был
одним из мировых гигантов философии и психологии?
^ ГАЗАЛИ О ПУТИ
Человек не является человеком, пока его характеру свойственны
потворство своим желаниям, алчность, раздражительность и нападки на других
Ученик должен как можно меньше обращать внимание на привычные вещи, то
есть на своих приятелей или свое окружение, ибо возможность концентрации
внимания ограничена.
Ученик должен взирать на своего Учителя как на врача, знающего, как
излечить больного. Он будет служить своему Учителю. Суфии учат самыми
неожиданными способами. Опытный врач точно предписывает определенные
лекарства, однако, посторонний наблюдатель может быть весьма изумлен тем,
что он говорит или делает; ему не понять необходимости или уместности
совершаемой процедуры.
Вот почему маловероятно, что ученик сумеет задать должный вопрос в
должное время. Но Учитель знает, что и когда человек может усвоить.
^ РАЗЛИЧИЕ МЕЖДУ ОБЩЕСТВЕННОЙ И ИСТИННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬЮ
Газали указывает связь, а также различие между общественным, или
ложным, контактом между людьми -- и высшим контактом.
Что лишает развитие отдельного человека или группы людей похвальных
качеств, так это их привязанность к повторению и к тому, что имеет
замаскированное социальное основание.
"Если ребенок, -- говорит он, -- просит нас объяснить ему суть
удовольствия, заключающегося в обладании властью, мы можем ответить, что оно
подобно удовольствию, испытываемому им во время игры; хотя, на самом деле,
между ними нет ничего общего, за исключением того, что оба понятия
^ ТРИ ФОРМЫ ВЫРАЖЕНИЯ СОВЕРШЕННОГО ЧЕЛОВЕКА
Совершенный Человек из круга суфиев знает три формы взаимоотношений с
людьми. Они зависят от состояния людей. Эти три образа действия применяются
1. Форме религии, окружающей суфиев;
2. Емкости сознания учеников, обучение которых ведется в соответствии с
их способностью понимать;
3. Особом круге людей, разделяющих понимание знания, приобретенного
путем непосредственной внутренней практики.
^ ПОГОНЯ ЗА ЗНАМЕНИТОСТЯМИ
Человеку, спасенному от свирепого льва, безразлично -- совершено ли это
неизвестным лицом или прославленным мужем. Отчего же тогда люди так
стремятся получить знание от знаменитостей?
^ ПРИРОДА БОЖЕСТВЕННОГО ЗНАНИЯ
Вопрос Божественного Знания настолько глубок, что во всей полноте
известен только тем, кто обладает им.
Ребенок не имеет истинного представления о достижениях взрослого.
Средний взрослый не в силах понять достижения ученого мужа.
Точно так же ученый неспособен понять практику просвет-ленных святых
или суфиев.
^ ЛЮБОВЬ И СВОЕКОРЫСТИЕ
Если кто-то любит кого-то потому, что это доставляет удовольствие, не
хотя это и не осознается, направлена на удовольствие. Источник удовольствия
является второстепенным объектом внимания и замечается только потому, что
восприятие удовольствия еще не настолько хорошо развито, чтобы подлинное
чувство могло быть признано и описано.
^ ВЫ ДОЛЖНЫ ПОДГОТОВИТЬСЯ
"Вы должны подготовиться к преображению, после которого не будет ничего
из того, к чему вы привыкли, -- говорит Газали. -- После смерти ваше "я"
должно будет ответить за все те стремления и побуждения, которые рождались у
вас в этой жизни. Если вы останетесь в сфере притяжения того немногого, с
чем вы хорошо знакомы, то переход сделает вас просто ничтожеством".
НЕВЕЖЕСТВО
Люди многому противятся, потому что ничего о нем не знают.
^ РИТУАЛЫ МУЗЫКИ И ДВИЖЕНИЯ
Подобные собрания должны проводиться в соотвествии с требованиями
времени и места. Зрители, побуждения которых недостойны, допускаться не
должны. Участники собрания должны сидеть молча и не смотреть друг на друга.
Они устремляются к тому, что не может возникнуть в их собственном "сердце".
^ БЕСПЛОДНАЯ ЖЕНЩИНА
Человек пошел к врачу с жалобой на то, что его жена не может иметь
детей. Врач осмотрел женщину, измерил пульс и сказал:
Я не могу лечить тебя от бесплодия, так как вижу, что ты все равно
умрешь в течение сорока дней.
Услышав это, женщина настолько расстроилась, что кусок не шел ей в
Но в указанное время она не умерла.
Муж вновь явился к врачу, который сказал:
Да, я предвидел это. Теперь она может родить.
Муж хотел узнать, как это случилось.
Врач сказал:
Твоя жена была слишком толста, и это препятствовало оплодотворению.
Я знал, что удержать ее от неумеренного приема пищи может только страх
смерти. Зато теперь она здорова.
Знание -- крайне опасное оружие.
Ученик попросил разрешения участвовать в "танце" суфиев.
Шейх сказал: "Не ешь ничего три дня. Затем пусть пригото-вят вкуснейшие
блюда. Если ты предпочтешь "танец", можешь принять в нем участие".
^ СВОЙСТВО ДОЛЖНО ИМЕТЬ НОСИТЕЛЯ
Скорость, ставшая достоинством в лошади, сама по себе таковым не
является.
ГЛУПОЕ "Я"
Если вы не можете отыскать среди людей достойного примера преданности,
изучайте жизнеописания суфиев. Человек должен также твердить себе: "О, мое
"я"! Ты считаешь себя умным и расстраиваешься, когда тебя называют глупым.
Но в действи-тельности разве это не так? Ты запасаешься одеждой на зиму, но
не заботишься о запасах для жизни той. Ты подобно человеку, который зимой
говорит: "Я не стану носить теплые одежды, но полагаюсь на милость Божью,
пусть она защитит меня от холода". Он не понимает, что, создав холод, Бог
также дал человеку средства защиты от него".
^ ЧЕЛОВЕК БЫЛ СОЗДАН, ЧТОБЫ УЧИТЬСЯ
Верблюд выносливее человека; слон крупнее; лев превосходит его в
храбрости; корова может съесть больше, чем он; птицы приносят более
многочисленное потомство. Человек был создан для того, чтобы учиться.
^ ЦЕНА ЗНАНИЯ
"Это знание, несомненно, имеет цену. Оно дается только тому, кто
способен хранить его и не утратить".
"Книга Знания",
Цитата из "Икрима".
^ КОММЕНТАРИЙ ДЖУНУБИ:
Указанное знание, разумеется, есть знание суфиев. Это не относится к
книжному знанию, к чему-то такому, что может быть записано или увековечено в
форме фактов, ибо от подобного материала не убудет, если открыть его
кому-то, кто может оказаться неспособным извлечь из него пользу. Это есть
знание, даваемое в такой момент и таким образом, что оно подтверждает и
одухотворяет книжное знание. "Дать знание, которое будет утрачено" означает
позволить человеку раскрыть в себе определенное "состояние" восприятия
истины, прежде чем он окажется способен удержать такое состояние; в
результате он теряет преимущества, даруемые этим состоянием, и оно
утрачивается.
^ КОММЕНТАРИЙ АХМАД МИНАИ:
Вследствие трудности рассмотрения факта этого рода и благодаря весьма
понятной лени, интеллектуалы решили "упразднить" любое знание, которое не
может быть выражено в книгах. Это не значит, что его не существует. Это
усложняет нахождение его и обучение ему, поскольку вышеназванные деятели
(интеллектуалы) приучили людей не искать его.
СОБСТВЕННОСТЬ
Вы владеете только тем, что невозможно потерять при кораблекрушении.
^ ПРИОБРЕТЕНИЕ И УТРАТА
Хотел бы я знать, что человек, не обладающий знанием, действительно
приобрел, и что человек знающий не приобрел.
ОМАР ХАЙАМ
Омар Хайам был крупным философом, ученым и практикующим наставником
суфизма. Его имя широко известно в европейской литературе, главным образом
английский перевод ряда четверостиший Омара. Эдвард Фицджеральд -- подобно
многим востоковедам-схоластам -- вообразил, что поскольку Хайам время от
времени выдвигает существенно расходящиеся точки зрения, он должен был
страдать психологической неуравновешенностью. Такое отношение, хотя и
характерное для множества представителей академической науки, столь же
обоснованно, как отношение человека, считающего, что если кто-то показывает
вам нечто, он непременно должен этому верить; а если он показывает вам
несколько вещей, то подлежит отождествлению со всеми ими.
Но Фицджеральд повинен в гораздо большем, нежели в слабых мыслительных
способностях. То, что он придал своим переводам Хайама характер
антисуфийской пропаганды, не может быть оправдано даже его наиболее рьяными
защитниками. В результате они норовят обойти молчанием эту поразительную
непорядочность и вместо этого кричат о других вопросах.
Учебные стихи Омара Хайама и других членов его школы, ставшие
признанной частью его наследия, опираются на специ-альную терминологию и
аллегории суфизма. Полное их исследование и перевод были осуществлены Свами
Эта книга действительно является последним словом в осмысливании
(насколько он может быть выражен на английском языке) наследия Омара.
Любопытно заметить, что лишь немногие западные ученые используют этот
основополагающий труд в своих толкованиях Хайама.
В результате истинный Хайам фактически остается совер-шенно
неизвестным.
Тайну должно охранять от всех нечеловеков:
Таинство должно быть сокрыто от всех идиотов.
Думай о том, что несешь ты людям, --
Оно должно быть сокрыто от всех них.
ЧЕЛОВЕЧЕСТВО
Круг этого мира подобен кольцу:
Нет никаких сомнений, что мы --
Накш, рисунок на камне кольца.
^ ТАКИЕ СЕМЕНА
В келье, в монастыре, в церкви и синагоге --
Одни страшатся Ада, другие грезят Раем.
Но человек, действительно познавший тайны своего Бога,
Никогда не посеет такие семена в своем сердце.
ВРАГ ВЕРЫ
Я пью вино, а недруги слева и справа кричат:
"Не пей хмельное, ибо это противно вере".
Поскольку я знаю, что вино против веры,
Во имя Бога, дозвольте мне его пить --
Кровь врага законна для меня.
МЕДИТАЦИИ
Хотя "вино" запрещено, это зависит от того, кто пьет.
И сколько пьет, а также с кем оно пьется.
Когда эти три требования соблюдены, скажи по совести --
Тогда, если Мудрым нельзя пить "вино", кому можно?
Те, кто стремится быть отвергнутым обществом,
И те, что проводят ночь в молитвах, --
Все они бродят во мгле, солнца не зрит ни один.
Единый бодрствует, все остальные -- спят.
И заснул, и Мудрость сказала мне:
"Для спящего роза счастья никогда не расцветает.
Зачем предаваться тому, что соседствует со смертью?
Пей "вино", ибо долго придется тебе спать".
Друзья, когда вы сходитесь вместе,
Почаще вспоминайте Друга.
Когда вы пьете вместе друг за друга,
Дойдя до меня, "опрокиньте кубок вверх дном".
Те, кто шел перед нами, о Держатель Кубка,
Спят в пыли своей гордыни.
Ступай, пей "вино" и внемли моему слову Истины:
"То, что они лишь произнесли,
Мы держим в своих руках, о Держатель Кубка".
^ ПОД ЗЕМЛЕЮ
Вы, безрассудно беспечные, -- вы не золото,
Чтобы, однажды засыпанных землей,
Кто-то опять откапывал вас обратно.
ЧЕЛОВЕК
Что такое человек от земли, знаешь ли ты, Хайам?
Волшебный фонарь фантазий, а внутри -- светильник.
^ НЕ ИДИ С ПУСТЫМИ РУКАМИ...
Возьми с собой что-то Отсюда Туда. --
Не будет пользы, если ты пойдешь с пустыми руками.
Всяк судит обо мне по-своему --
Я же сам по себе; я есть то, что я есть.
^ АТТАР ИЗ НИШАПУРА
Хотя Аттар является одним из величайших представителей классической
литературы суфиев и вдохновителем Руми, его "Поучениям святых старцев" --
сказкам и поучениям мудрецов-суфиев -- пришлось семь с половиной веков
ожидать английского перевода. Несмотря на возрастающий интерес к суфизму на
Западе, шестьдесят две главы этой книги были впервые опубликованы индийским
отшельником доктором Банки Бехари в 1961 году.
Всего Аттар написал около ста четырнадцати книг. Наиболее известные
среди них -- суфийская "Божественная Книга", "Собрание Птиц" и "Книга
Его учение передавалось посредством жизнеописаний, притч, афоризмов и
нравоучительных басен, содержащих не только нравственные поучения, но и
аллегории, описывающие определенные ступени на пути человеческого развития.
В "Собрании Птиц", к примеру, он обрисовал характерные фазы человеческого
сознания, хотя они и представлены как относящиеся к отдельным личностям или
же к целой общине.
Аттар использовал тему "путешествия" или "поиска" в качестве аналогии с
последовательным продвижением по ступеням развития человеческой души в ее
исканиях совершенства.
Отказавшись от почестей со стороны монгольских завоева-телей Средней
Азии, он, как сообщают, пал от рук воинов Чингиз-хана, успев распустить
своих учеников -- разослав их в безопасные места, после того как предсказал
это монгольское нашествие.
Традиции суфизма утверждают, что труд Аттара очень значителен, ибо,
читаемый в целом, он способствует сохранению социальной структуры и
этических норм ислама; в то же время отдельные отрывки содержат важную
информацию для посвященных, скрытую тяжеловесными теологическими частями.
^ ОТВЕТ ИИСУСА
Несколько евреев поносили однажды Иисуса, когда он проходил по их
кварталу.
Но он отвечал вознесением молитв во благо их.
Некто спросил его:
Ты молился за этих людей, разве ты не испытывал к ним гнева?
Он отвечал:
Я могу тратить только то, что есть у меня в кошельке.
Некто подошел к сумасшедшему, который плакал горючими слезами.
И спросил:
Почему ты плачешь?
Сумасшедший ответил:
Плачу, чтобы вызвать сострадание в Его сердце.
Тот сказал:
Глупости говоришь, у Него нет физического сердца.
Сумасшедший ответил:
Ты сам неправ, ибо Он -- Владелец всех сердец на земле. Через это
сердце ты можешь протянуть живую нить к Богу.
^ ПО ПОВОДУ НЕПРИЕМЛЕМОГО ДАРА
Что?! Вы хотите какой-то кучей денег
Вычеркнуть мое имя из списка Дервишей?
ИСТОРИЯ ИЗ ЖИЗНИ ФАЗЛ-РАББИ
Однажды некий бедный старик отправился повидать Фазл-Рабби, чтобы
обсудить с ним некоторые вопросы.
Вследствие слабости и нервозности старец воткнул желез-ный наконечник
своей палки в ногу Фазл-Рабби.
Почтительно выслушивая старца, Фазл-Рабби не проронил ни слова, хотя
лицо его то бледнело, то к нему приливала кровь от боли из-за железа,
вонзенного ему в ногу.
Когда посетитель закончил излагать свое дело, Фазл-Рабби взял у него
бумагу и подписал ее.
Когда старик удалился, довольный, что его просьба была удовлетворена,
Фазл-Рабби позволил своему телу рухнуть.
Кто-то из присутствовавших при этом знатных лиц произнес:
Господин, вы сидели здесь, кровь лилась из вашей ступни, -- старик в
своем слабоумии пронзил ее железным наконечником палки, -- а вы не проронили
ни единого звука.
Фазл-Рабби ответил:
Я не показывал боли, ибо боялся, что старец расстроится и,
смутившись, уйдет и откажется от мысли обратиться ко мне за помощью. Его
нужда была столь велика -- как мог я прибавить к его заботам еще что-то,
поступив иначе?
Будь истинным человеком: учись благородству мысли и действия, будь
подобным Фазл-Рабби.
^ РАБ БЕЗ ХОЗЯИНА
Скитаясь, некий дервиш в залатанном халате, с почерневшим от солнца
лицом, забрел в Куфу, где его увидел купец.
Купец заговорил с ним и решил, что это потерявшийся раб.
Так как ты мягкого нрава, я буду называть тебя Хайр (Добрый), --
сказал он. -- Ты случайно не раб?
Да, я раб, -- ответил Хайр.
Следуй за мной, ты сможешь у меня работать, пока я не найду твоего
Как прекрасно, -- сказал Хайр, -- ибо я уже так долго ищу своего
Много лет он проработал у этого человека, научившего его ткацкому делу;
отсюда его второе имя -- Нассадж (Ткач).
После многих лет службы купец, испытывая угрызения совести за то, что
использовал его, сказал:
Я не знаю, кто ты, но с этого дня ты свободен.
Хайр Нассадж, великий Мастер Пути, продолжал свой путь в Мекку без
сожалений, ибо он постиг, как продолжать самосовершенствование, даже когда
ты лишен имени и с тобой обращаются как с рабом.
Он был Учителем Шибли, Ибрахима Аббаса и многих других великих учителей
суфиев. Он умер более тысячи лет назад, в возрасте ста двадцати лет.
^ ВОЛШЕБНЫЙ ЯЩИК
Человек захотел продать грубый ковер, и стал предлагать его прямо на
Первый же прохожий сказал:
Это грубый ковер, притом очень изношенный.
И дешево купил его.
Затем покупатель сам выставил этот ковер на продажу и сказал одному
прохожему:
Вот ковер, мягкий как шелк, во всем свете нет равного ему.
Проходивший мимо суфий был свидетелем купли и попытки продажи одного и
того же ковра под двумя разными описаниями.
Суфий сказал продавцу:
Послушай, продавец ковров, помести меня в свой волшебный ящик,
способный превратить грубый ковер в изящный, а также, быть может, ничто -- в
драгоценный камень!
Луну спросили:
Каково твое самое сильное желание?
Она ответила:
Чтобы Солнце скрылось и навеки осталось затянуто облаками.
^ ПЯТЬСОТ ЗОЛОТЫХ МОНЕТ
Один из последователей Джунайда пришел к нему с кошельком, в котором
было пятьсот золотых монет.
Есть ли у тебя еще деньги, кроме этих? -- спросил суфий.
Да, есть.
Хочешь ли ты иметь больше?
Да, хочу.
Тогда оставь их себе, ибо ты нуждаешься в них больше, чем я. Я
ничего не имею и ничего не желаю. Ты имеешь много и все же хочешь еще.
^ СУМАСШЕДШИЙ И МУЭДЗИН
В Исфагане муэдзин с крыши минарета призывал к молитве.
В это время мимо проходил сумасшедший, и кто-то спро-сил его:
Что он там делает, наверху минарета?
Этот человек, по существу, трясет кошелек, в котором пусто.
Когда вы произносите девяносто девять имен Бога, вы также играете
пустым кошельком. Разве возможно понять Бога посредст-вом имен?
Поскольку говорить о сущности Бога бессмысленно, лучше вообще ни о чем
не говорить.
"Китаб-Илахи"
^ СТРУКТУРА РЕЛИГИИ
Однажды, когда подвижник Омар перелистывал еврейскую священную книгу,
Пророк Мухаммад сказал ему:
Ты слишком поверхностно относишься к этой книге. Если хочешь извлечь
из нее пользу, ты должен стать иудеем. Быть совершенным иудеем лучше, чем
быть несовершенным мусульманином; а баловство с этой еврейской книгой есть
нерешительность и не принесет тебе пользы ни там, ни здесь.
Твоя ошибка в том, что, поступая таким образом, ты есть ни то, ни
другое. Ты ни веришь, ни не веришь. Каково же тогда твое состояние, как его
"Китаб-Илахи"
^ ПРЕДАНИЕ О МОИСЕЕ
Однажды Моисей попросил Бога показать ему одного из друзей Божьих, и
Иди в такую-то долину, там найдешь одного любящего, одного из
избранных, который следует Пути.
Моисей пошел и отыскал этого мужа, одетого в лохмотья, снедаемого
всевозможными насекомыми.
Моисей сказал:
Могу ли я чем-нибудь помочь тебе?
Человек ответил:
Посланец Господа, принеси мне кружку воды, я измучен жаждой.
Когда Моисей вернулся с водой, он нашел человека уже мертвым. Он пошел
поискать что-нибудь, чтобы прикрыть тело. Когда же вернулся, тело было без
остатка съедено пустынным львом.
Горю Моисея не было предела, он кричал:
Всемогущий и Всеведущий Единый, ты превращаешь в глину человеческие
существа. Некоторые уносятся в рай, другие проходят через муки, одни
счастливы, другие несчастны. Вот парадокс, понять который никто не в силах.
отношении питья, а затем отрекся от своего доверия. Он положился на Моисея в
желании выжить, доверив-шись, таким образом, посреднику. Он был неправ,
обращаясь за помощью к другому, после того как всецело предался Мне..."
Твое сердце вновь и вновь цепляется за предметы. Ты должен знать, как
"Илахи-Нама"
^ ДУШИ ДО СОТВОРЕНИЯ ТЕЛА
Узнайте о времени, когда были души и не было тел.
Это время длилось несколько лет, но каждый год равнялся нашим
тысячелетиям.
Все души были выстроены в ряд.
Их взору открылся мир.
Перед оставшимися душами открылся рай.
Девять душ из десяти помчались навстречу ему.
Оставшимся душам был показан ад.
Девять из десяти в ужасе умчались прочь от него.
После этого осталось всего лишь несколько душ,
На которые ничто не повлияло.
Их не привлекали ни земля, ни рай, их не испугал ад.
Небесный Глас обратился к этим оставшимся:
Ослиные души, чего же вы хотите?
Души хором грянули:
Ты, кому известно все, знаешь, что только Тебя мы жаждем, и что мы
не хотим расстаться с Твоим Присутствием.
Глас сказал им:
Жаждать Меня опасно, это приносит невзгоды и бесчис-ленные
опасности.
Души ответили:
Мы с радостью примем все, только бы не разлучаться с Тобой, и все
потеряем, чтобы все обрести.
"Илахи-Нама".
ИСПЫТАНИЕ
Рассказывают, что однажды Шакик из Балха сказал ученикам:
Я положился на Бога и прошел пустыню с самой малой монетой в
кармане. Я отправился в паломничество и вернулся, и монета по-прежнему со
Один из юнцов поднялся и спросил Шакика:
Если при вас была монета, как можете вы говорить, что положились на
что-то высшее?
Шакик ответил:
Мне нечего сказать, ибо этот юноша прав. Когда полага-ешься на мир
невидимый, нет более места для земных вещей, какими бы малыми они ни были!
"Китаб-Илахи"
^ О МУХАММАДЕ, СЫНЕ ИСЫ
Мухаммад, сын Исы, был одним из близких сподвижников Предводителя
Правоверных. Гибкостью и живостью мышления он превосходил всех остальных.
Однажды он проезжал на коне по улицам Багдада в сопро-вождении
многочисленной свиты. Люди спрашивали друг друга:
Кто этот человек, столь ослепительно одетый, на такой великолепной
лошади, такой богатый?
И некая старуха, припадавшая на одну ногу, сказала им:
Это бедняк, а не богач. Ибо если бы Аллах не лишил его своего
благословения, он бы не являл подобного тщеславия.
Услышав это, Мухаммад, сын Исы, тут же спрыгнул со своего великолепно
убранного коня, признав, что эти слова действительно соответствовали его
внутреннему состоянию. С этого момента его покинуло всякое стремление к
показной парадности и богатству.
^ ВОСПРИЯТИЕ СУМАСШЕДШЕГО
Жил некий сумасшедший, не желавший принимать участие в общих молитвах.
В одну из пятниц, с большим трудом, люди все же уговорили его
присутствовать.
издавать ослиные крики.
Остальные, решив, что он просто поддался приступу умопомешательства и в
то же время желая помочь ему, обратились к нему:
Разве в тебе не осталось никакого понятия о Боге, если ты можешь
издавать подобные звериные звуки, находясь в собрании верующих?
Но сумасшедший ответил:
Я только делал то, что и ведущий. Когда он начал петь, он покупал
осла, я и заорал как осел!
Когда это странное замечание пересказали ведущему, тот признался:
Когда я произносил: "Бог превыше всего", я на самом деле думал о
своем хозяйстве. А когда я дошел до фразы: "Слава Господу", я подумал, что
мне следовало бы купить осла. Именно в этот миг я услышал чьи-то вопли.
^ СКРЯГА И АНГЕЛ СМЕРТИ
Трудом, торговлей и ростовщичеством скряга накопил триста тысяч
динаров. У него были земли и строения, и самые разнообразные богатства.
Тогда он решил, что проведет один год в развлечениях, живя в свое
удовольствие, а потом решит, каким быть его будущему.
Но лишь только он закончил пересчитывать свои деньги, перед ним
предстал Ангел Смерти, чтобы забрать его жизнь.
Скряга пытался всевозможными доводами переубедить Ангела, но тот
оставался непреклонным. Тогда человек сказал:
Дай мне всего три дня, за это я отдам тебе треть своего имущества.
Ангел отказался и вновь дернул за жизнь скряги, чтобы забрать ее.
Тогда человек сказал:
Если только ты отпустишь мне два лишних дня на земле, я отдам тебе
двести тысяч динаров из своих сбережений.
Но Ангел не хотел и слушать его. Он даже отказал несчаст-ному в
одном-единственном дне в обмен на все его триста тысяч монет.
Тогда скряга сказал:
Умоляю тебя, отпусти мне самую малость -- позволь написать всего
несколько слов.
На этот раз Ангел сделал ему эту единственную уступку, и человек
написал собственной кровью:
"Человек, не растеряй свою жизнь. Я не мог купить даже час за триста
тысяч динаров. Удостоверься, понимаешь ли ты ценность того времени, которым
располагаешь".
^ ОСЛИНАЯ ГОЛОВА
Сумасшедший увидел на шесте в саду ослиную голову.
Он спросил:
Что она здесь делает?
Ему сказали:
Ее установили тут, чтобы отвести дурной глаз.
Сумасшедший ответил:
У вас самих ослиные мозги, потому вы и посадили эту голову на кол!
Когда она была жива, она не могла отвести удары палки, достававшиеся ей. А
теперь, мертвая, она должна отводить дурной глаз!
^ АБСУРД И НЕВЕЖЕСТВО
То, что кажется абсурдом, но не является таковым, лучше, чем невежество
человека, который считает это абсурдом.
Истинно любящий находит свет лишь, когда, подобно свече, он становится
собственным топливом, расходуя себя самого.
^ ХРИСТИАНЕ И МУСУЛЬМАНЕ
Христианин как-то перешел в мусульманство. И на следующий же день начал
пить вино.
Мать, увидев сына пьяным, сказала:
Сын мой, что ты делаешь? Своим поведением ты отринул Иисуса, но
также не смог порадовать и Мухаммада. Оставайся при своих убеждениях! Никто
не может быть человеком и покло-няться идолам, хотя бы и придерживаясь
другой веры.
^ ДЕРЕВО, НЕ ОСОЗНАЮЩЕЕ СВОЕ СОСТОЯНИЕ
Человек срубил дерево. Присутствовавший при этом суфий сказал:
Взгляни на эту свежую ветвь, полную сока, счастливую, ибо она не
ведает о том, что срублена. Она может не знать об ущербе, нанесенном ей, --
но узнает в должное время. До тех пор бесполезно убеждать ее.
Эта отстраненность, это незнание -- и то, и другое являются состояниями
человека.
СТРЕЛА
Когда стрелу пускают из лука, она может пойти прямо, а может и нет, в
зависимости от действий лучника.
Как же странно тогда, что если стрела летит без отклонений, это
приписывается искусности стрелка; но если она отклоняется от цели, то
проклинают именно стрелу!
^ СУЛТАН МАХМУД И БОБЫ
Могущественный султан Махмуд из Газны однажды, охотясь, отбился от
спутников. Он заметил дымок от костра и, подъехав к нему, увидел старуху с
котелком.
Махмуд сказал:
У тебя сегодня в гостях сам государь. Что ты готовишь на своем
