THE BELL

Есть те, кто прочитали эту новость раньше вас.
Подпишитесь, чтобы получать статьи свежими.
Email
Имя
Фамилия
Как вы хотите читать The Bell
Без спама

Средневековых студентов по сложившейся традиции принято именовать вагантами (от лат. vagantes – "бродячие"). В период раннего Средневековья это наименование обычно применялось к малообразованным клирикам низшего звания, скитающимся в поисках прихода. С XII в. его стали применять к школярам, которые, стремясь получить образование, нередко отрывались далеко от родных мест и пешком добирались до вожделенного края. Одна из самых известных песен вагантов ("Прощание со Швабией") начинается строками:

Во французской стороне,

на чужой планете,

предстоит учиться мне

в университете.

До чего тоскую я –

не сказать словами...

плачьте ж, милые друзья,

горькими слезами!

На прощание пожмем

мы друг другу руки,

и покинет отчий дом

мученик науки.

(Пер. Л. Гинзбурга)

В надежде на лучшие условия обучения средневековые студенты нередко переходили из университета в университет. Это было возможно потому, что повсюду единым языком обучения была латынь. Странствовали они и в период каникул или, вынужденные из-за нужды прервать учебу, в поиске заработков. Однако образованность средневековых школяров уже значительно превосходила уровень раннесредневековых клириков. Они выступили наследниками книжной культуры, которую самобытно преобразили и развили соответственно настроениям, вкусам, ценностям, сложившимся в их среде.

Не случайно творчество вагантов нашло отражение в латинской поэзии. В процессе обучения на низшем, артистическом факультете уделялось не только большое значение изучению латинских авторов (Горация, Вергилия, Овидия и др.), но также и сочинению стихов на латинском языке. Естественно в школярской среде возникал опыт подражания древним авторам и соревнования с ними. Ученая поэзия вагантов в значительной мерс носит реминисцентный характер ("Стих о погибели Трои", "Жалобы Дидоны", "Орфей в загробном мире" и др.). Из римских авторов для вагантов был особенно притягателен жизнелюбивый Овидий, о чем свидетельствует любовная поэзия вагантов, наполненная чувственными мотивами.

Творчество вагантов стало важным слагаемым того явления в культуре XII в., которое получило название "Овидианского возрождения". Вместе с тем средневековые школяры были хорошо знакомы с библейскими текстами, благочестивыми легендами и произведениями известных средневековых христианских авторов. Как преимущественно представителям плебейских кругов общества вагантам естественно был близок фольклор. Можно сказать, что на пересечении всех этих трех традиций, вбирая их и творчески осваивая, складывалась поэзия вагантов.

Своеобразным манифестом средневековых школяров считается текст, получивший название "Орден вагантов" ("Cum in orbem iniversum"). Написан он классической "вагантской строфой", включающей четыре стиха шестистопного хорея со сквозной рифмой, к которой вагангы охотно прибегали. Заметим, что в действительности никакого ордена вагантов, подобного странствующим монашеским орденам, не существовало. Декларируемый устав – поэтическая условность. Но в ней отражены принципы и идеалы вагантской среды, для которой идея братской солидарности и милосердия является определяющей. Подчеркивается, что ни национальность, ни происхождение, ни достаток, ни внешний вид, ни даже вера не могут быть препятствием к тому, чтобы примкнуть к среде школяров.

Каждый добрый человек, –

Сказано в Уставе, –

Немец, турок или грек

Стать вагантом вправе.

Признаешь ли ты Христа, –

Эго нам нс важно,

лишь была б душа чиста,

сердце не продажно.

Все желанны, все равны,

К нам вступая в братство,

Невзирая на чины,

Титулы, богатство.

Наша вера – не в псалмах!

Господа мы славим

Тем, что в горе и в слезах

Брата не оставим...

(Пер. Л. Гинзбурга)

Однако едва ли не главная черта в облике лирического героя вагантских песен – это манифестируемый идеал душевной свободы. Вагант решительно сбрасывает с себя груз ограничений и отстаивает право на все естественные радости, что ярко видно в одном из самых известных вагантских текстов, принадлежащих поэту, который оставил нам не имя, а лишь свое гордое прозвище – Архипиита ("поэт поэтов") Кёльнский (Archipoeta, ум. после 1165 г.). Мятежный вызов, молодой задор, юмор пронизывает строки "Исповеди" Архипииты. Поэт сравнивает себя с гонимым ветрами листком, с непостоянной быстротечной рекой, перелетной птицей и т.д. "Исповедь" написана традиционным шестистопным хореем, но с затянутой цезурой, что и постарался передать в своем переводе О. Румер, разбивая строку на полустишия.

Я иду широкою / юности дорогой

И о добродетели / забываю строгой,

О своем спасении / думаю немного

И лишь к плотским радостям / льну душой убогой.

В кабаке возьми меня, / смерть, а не на ложе!

Быть к вину поблизости / мне всего дороже.

Будет петь и ангелам / веселее тоже:

Над великим пьяницей / смилуйся, о Боже!

(Пер. О. Румера)

Вакхические мотивы обильно пронизывают поэзию вагантов ("Стих о Вакхе", "Прение вина с водою", "Кабацкая песня" "Десять кубков" и т.д.). К застольным песням вагантов восходит и знаменитый "Гаудеамус" ("Gaudeamus igitur"), окончательно сложившийся, правда, позднее, к XVIII в., и ставший впоследствии международным гимном студенчества. Однако уже в этом широко известном тексте видно, что наряду с гимном молодости и ее естественным радостям ваганты прославляют обретенное знание, наставников-профессоров, покровителей-меценатов.

Gaudeamus igitur,

Juvenes dum sumus!

Post jucundam juventutem,

Post molestam senectutem

Nos habebit humus!

Итак, будем веселиться,

Пока мы молоды!

После приятной юности,

После тягостной старости

Нас возьмет земля.

Vivant professores!

Vivat membrum quodlibet!

Vivant membra quaelibet!

Semper sint in flore!

Да здравствует Университет!

Да здравствуют профессора!

Да здравствует каждый!

Да здравствуют все!

Да вечно они процветают!

(Пер. И. С. Соболевского)

Из более ранних текстов показательна в этом отношении "Рождественская песня школяров своему учителю", "Восхваление истины", "Любовь к филологии". Вместе с тем для вагантов характерно смягчать панегирический пафос мягким юмором, как в последнем из перечисленных текстов, где прославление Филологии выливается в следующие строки.

Смог я к мудрости веков

с нею причаститься,

Дорога мне у нее

каждая вещица:

суффикс, префикс ли, падеж,

флексия, частица.

Молвит юноша: "Люблю!"

Полон умиленья.

А для нас "любить" – глагол

Ну а эти "я" и "ты" –

два местоименья.

Можно песни сочинять

о прекрасной даме,

можно прозой говорить

или же стихами,

но при этом надо быть

в дружбе с падежами!

(Пер. Л. Гинзбурга)

Вагантами также создан целый цикл так называемых "каникулярных несен", где опять же с залихватской шуткою они славят "дни освобождения от цепей учения".

Школяры, мы яростно

Славим праздник радостный.

Пук тетрадей – в сторону!

На съеденье ворону –

Творчество Назоново,

Хлама груз ученого!

Пусть, как знают прочие,

Мы спешим к Венере

И толпой бесчисленной

К ней стучимся в двери.

(Пер. О. Румера)

Одним из наиболее репрезентативных жанров вагантов считается жанр так называемой "попрошайни". Адресованный конкретному лицу или чаще воображаемому потенциальному покровителю текст "попрошайни" содержит жалобы ваганта на его бедственное положение. В то же время ему важно отделить себя от бездеятельных бродяг и напомнить о своем стремлении к знаниям. Характерным образцом рассматриваемого жанра может выступить "Малая попрошайия". Примечательно включение в этот текст образа св. Мартина Турского, который из жалости к нагому нищему отрезал для него половину своего плаща. Поэт уповает на то, что этот пример милосердия повлияет на возможного покровителя.

Пожалейте, добрые: / клирик я бродячий.

От жестокой скудости / дни и ночи плачу.

Я хотел осиливать / мудрые науки,

А теперь от бедности / нет и книги в руки.

Одежонка тощая / тело прикрывает,

И зимой холодною / зябко мне бывает.

Стыдно показаться мне / в церкви у обедни,

Только лишь и слышу я, / что псалом последний.

Господин прославленный / щедростию многой,

Подаянья доброго / ждет от вас убогий.

Вспомните Мартиново / благостное дело И оденьте страннику / страждущее тело.

Бог за это примет вас / в царствие небесно,

Вам за дело доброе / отплатив чудесно.

(Пер. М. Гаспарова)

Поэзия вагантов, однако, впечатляет многообразием тем и интонаций. Их интересует как ближний мир, так и дальний. Они откликаются на события крестовых походов, смерть английского короля Ричарда Львиное Сердце и даже татарское нашествие. Последние в известном тексте "Стих о татарском нашествии" представлены как злобное племя, вырвавшееся из недр земли ("племя Тартара, татары") и несущие горе многим краям и людям их населяющим.

Царства опрокинуты, / вытоптаны грады,

Под кривыми саблями / падают отряды,

Старому и малому / не найти пощады,

В божиих обителях / гибнут божьи чада.

Через Русию, Венгрию, Паннонию,

Сквозь Туркию, Аварию, Полонию,

Сквозь Грузию, сквозь Мидию, Перейду

Легла дорога горя и обиды.

(Пер. М. Гаспарова)

Подобно библейским пророкам, ваганты обличают социальные пороки времени ("Ложь и злоба миром правят", "Против симонии", "Взбесившийся мир" и др.) Особенно достается в их песнях злоупотреблениям духовенства и, прежде всего папской курии. Одна из наиболее гневных инвектив ("Обличение Рима") в адрес папского престола, погрязшего в мздоимстве, принадлежит перу Вальтера Шатильонского (ок. 1135–1200), одного из самых образованных и талантливых поэтов, примыкающих к вагантам.

Возглавлять вселенную призван Рим, но скверны

Полон он, и скверною все полно безмерной.

Ибо заразительно веянье порока,

И от почвы гнилостной быть не может прока.

Рим и всех и каждого грабит безобразно;

Пресвятая курия – это рынок грязный!

Там права сенаторов продают открыто,

Там всего добьешься ты при мошне набитой...

(Пер. О. Ру мера)

Особенно ярко мятежная смелость и изобретательное озорство вагантов проявились в образцах антиклерикальной сатиры, обличенных в пародию на библейские тексты и литургию ("Евангелие от марки серебра", "Евангелие о страстях школяра парижского", "Всепьянейшая литургия", "Молитва о монахах-полубратьях" и др.). В известной мере эти тексты – дань свободе и духу карнавальной традиции. Так вагантские "евангелия" представляют собой искусные центоны, где местами библейский текст дан без изменений, но в него вторгаются "ядовитые" вставки, взрывающие атмосферу благообразия и обнажающие изнанку церковного мира. Зачастую пародийный эффект достигается игрой слов, которой особенна полна "Всепьянейшая литургия", талантливо переведенная Б. И. Ярхо, нашедшим необходимые пародийные созвучия: "святейший – шутейший", "вездесущий – винососущий", "во веки веков – во шкалики шкаликов", "аминь – опрокинь", "мир вам, и со духом святым – пир вам, и со духом свиным...", "Отче наш – Отче Бакх" и т.д.

Антиклерикальная направленность поэзии вагантов, естественно, навлекла на них гнев церкви. В соборных постановлениях XIII в. с упорной повторяемостью присутствует осуждение песен и постыдного шутовства вагантов, им угрожают лишением возможности иметь духовное звание и строгими наказаниями. Примечательно, что в соборных постановлениях ваганты в этот период все чаще фигурируют под своим вторым именем – голиарды, которое имеет несколько источников, следующим образом проясняемых М. Л. Гаспаровым: "В романских языках было слово gula – “глотка”, от него могло происходить слово guliart – “обжора”, в одном документе XII в. упоминается человек с таким прозвищем. Но кроме того, оно ассоциировалось с именем библейского великана Голиафа, убитого Давидом; имя это было в Средние века ругательством, его применяли и к Абеляру, и к Арнольду Брешианскому. Бой Давида с Голиафом аллегорически истолковывался как противоборство Христа с сатаною; поэтому выражения “голиафовы дети”, “голиа- фова свита” и пр., обычные в рукописях XIII в., означают попросту “чертовы слуги”". Для закрепления данного прозвища за вагантами имел также значение своеобразный миф, сложившийся в Англии о прародителе и покровителе вагантов – гуляке и стихотворце Голиафе. Примечательно, что ваганты от нового звания не открещивались, а носили его с гордым вызовом. Один из сквозных образов поэзии вагантов – своенравная Фортуна. Она для них и олицетворение суровости мира с его жестокостью, и источник надежды на возможную перемену к лучшей доле.

До нас дошло значительное число текстов вагантов, которые большей частью анонимны. Известны лишь имена наиболее талантливых авторов: Гугон по прозвищу Примас (т.е. Старейшина) Орлеанский, уже ранее упоминавшиеся Архи- пиита Кельнский, Вальтер Шатильонский, Филипп Гревский. Объясняя это обстоятельство, М. Гаспаров сравнивает в этом отношении поэзию вагантов и поэзию трубадуров: "Поэзия трубадуров аристократична, каждый певец гордится своим именем и своим местом если не среди дворян, то среди других певцов, расстояние между собой и своим соседом он ощущает очень остро и старается на каждое стихотворение ставить свою творческую печать. Духовного аристократизма в ней очень много,... но социального аристократизма и индивидуализма в ней нет, все ваганты... люди, гораздо лучше чувствующие общность своего школярского положения и образования, чем разницу своих личных вкусов и заслуг" .

Из дошедших до нас рукописных сборников текстов вагантов особенно выделяют сборник под названием "Carmina burana". Такое название было дано рукописи ее первым издателем И. Шмеллером (1847) но месту обнаружения рукописи в бенедиктинском монастыре в Бейрене (Beuren). "Буранскую" рукопись нередко называют "царицей" текстов вагантов. Она включает более 200 текстов, тематически организованных (морально-сатирические стихи, любовные, застольные и т.д.) с включением миниатюр, и была эта рукопись, как полагают ученые, выполнена по заказу какого-то влиятельного лица, аббата или епископа, проявляющего интерес к текстам вагантов. Почти столетие спустя после обнаружения сборника другой немец, композитор Карл Орф, в 1937 г. создал на тексты рукописи свою кантату "Carmina Burana". Комментируя этот факт, известный переводчик текстов вагантов Л. Гинзбург писал, что Карл Орф, "сохранив в неприкосновенности старинные тексты с тем, чтобы “через них” и с их помощью высказать свои суждения о человеке, о его истовом стремлении к свободе и к радости в годину мрака, жестокости и насилия" .

В отечественной традиции перевода текстов вагантов отчетливо видны два направления: более свободная, нередка отступающая от оригинала, но передающая его дух – традиция, которой привержен Л. Гинзбург. И более академическая традиция, приближающая нас к оригинальному тексту, снабженному научными комментариями и обширной статьей - в издании М. Гаспарова в серии "Литературные памятники". До настоящего времени это издание остается наиболее полным переводным собранием текстов вагантов.

Круг понятий и проблем

Поэзия вагантов: синтез книжной традиции и фольклора, антиклерикализм, вакхические мотивы, Овидианское возрождение, анонимность текстов.

  • В латыни глагол "любить" (“amo”) – первого спряжения.
  • Гаспаров М. Л. Поэзия вагантов. М., 1975. С. 459.
  • Гинзбург Л. Предисловие переводчика // Лирика вагантов. Колесо Фортуны. М., 1998. С. 16.

Поэзия Вагантов Во французской стороне,
на чужой планете,
предстоит учиться мне
в университете.
До чего тоскую я -
не сказать словами...
Плачьте ж, милые друзья,
горькими слезами!
На прощание пожмем
мы друг другу руки,
и покинет отчий дом
мученик науки. Вот стою, держу весло -
через миг отчалю.
Сердце бедное свело
скорбью и печалью.
Тихо плещется вода,
голубая лента...
Вспоминайте иногда
вашего студента.
Много зим и много лет
прожили мы вместе,
сохранив святой обет
верности и чести. Слезы брызнули из глаз...
Как слезам не литься?
Стану я за всех за вас
Господу молиться,
чтобы милостивый Бог
силой высшей власти
вас лелеял и берег
от любой напасти,
как своих детей отец
нежит да голубит,
как пастух своих овец
стережет и любит. Ну, так будьте же всегда
живы и здоровы!
Верю, день придет, когда
свидимся мы снова.
Всех вас вместе соберу,
если на чужбине
я случайно не помру
от своей латыни,
если не сведут с ума
римляне и греки,
сочинившие тома
для библиотеки,
если те профессора,
что студентов учат,
горемыку школяра
насмерть не замучат,
если насмерть не упьюсь
на хмельной пирушке,
обязательно вернусь
к вам, друзья, подружки! Вот и всё! Прости-прощай,
разлюбезный швабский край!
Захотел твой житель
увидать науки свет!..
Здравствуй, университет,
мудрости обитель!
Здравствуй, разума чертог!
Пусть вступлю на твой порог
с видом удрученным,
но пройдет ученья срок, -
стану сам ученым.
Мыслью сделаюсь крылат
в гордых этих стенах,
чтоб отрыть заветный клад
знаний драгоценных!
(Здесь и далее пер. Л. Гинзбурга) Кто же они такие, ваганты? Это слово переводится на русский как "бродяги". И это на самом деле так. Ваганты - бродячие клирики, школяры, попрошайки, распутники и бедолаги, недоучившиеся или переучившиеся теологи. Самое точное для них зеркало, отражающее внешний вид, - гоголевский Хома Брут, с той лишь разницей, что этот европейский Хома XII-XIII вв. от природы должен был быть наделен недюжинным поэтическим даром и знать латынь в совершенстве, настолько чтобы совершать в ее лоне открытия и творческие подвиги. Причина появления на дорогах Европы целой толпы бродячих певцов, в сущности, весьма проста. В XII в. происходят коренные экономические преобразования: появляется класс купцов, духовная интеллигенция в изумлении останавливается перед собственным перепроизводством и т.п. То есть клириков Томасов (Фома - Томас - Том - это одно имя в разных вариантах произношения), не окончивших высшего церковного образования ("Во французской стороне" - читай в Сорбонне) или окончивших, но не нашедших практического ему применения становилось все больше и больше, так что в поисках пропитания студиозусам приходилось выходить на большую дорогу... Как и у всей средневековой культуры, у латинской средневековой поэзии было два корня: один - в античности, другой - в христианстве. И обе основные темы поэзии вагантов: гневное обличение вышестоящих и чувственная любовь в пику трубадурской любви возвышенной - имели свои прообразы в том и другом источниках. Источник обличительной темы - ветхозаветные пророки и крупнейший римский сатирик Ювенал; источники любовной темы - "Песнь песней" и ранний Овидий. Как вы помните, "Песнь песней" в христианстве трактовалась аллегорически - как брак Христа с церковью, и такое толкование открывало едва ли не магистральный путь эротике в литературе Средневековья. Что же касается Овидия, то... XII век по праву носит условное наименование "Овидианского Возрождения": его изучали в школах, ему подражали, стихи его были настолько популярны, что, например, арагонский король, цитируя, как ему казалось, Библию ("Важно завоевать, но сберечь - не менее важно"), на самом деле цитирует Овидия. Дело в том, что Овидий почитался почти что Богом Поэзии. Действительно, сколько же у него ипостасей: моралист "Лекарства от любви", распутник ранних едва ли не порнографических элегий, мудрец в поздних поэмах... Но молодости свойственно не думать о старости, и в Средневековье, в поэзии вагантов, Овидий - певец любви, учитель любви, и как всякий талантливый ученик, вагант стремился перещеголять учителя. И, на самом деле, перещеголял, оставив скромного по современным меркам эротики римского поэта далеко позади. Вот только вопрос: превзошел ли он старого автора в области поэтического совершенства?.. Во всяком случае, самый главный порнограф литературной классики маркиз де Сад не столь уж далеко ушел от средневековых бродяг - вагантов, если вспомнить такие, например, строки, как стихи Серлона Вильтонского: Предан Венере Назон,
но я еще более предан,
Предан Корнелий Галл -
все-таки преданней я.
Галл воспел Ликориду,
Назон пылал по Коринне -
Я же по каждой горю...
Хватит ли духу на всех?
Вот таким образом, на скрещении христианской и античной традиций и родилась средневековая латинская лирика. Один ее полюс панегирический, - воспевается, как у трубадуров, Прекрасная Дама. И поэты поют осанны знатным дамам, дабы те, восхитившись их дарованиями, подарили им что-нибудь, причем постель из этого "что-нибудь" отнюдь не главное, лучше если Дама подарит им теплый плащ или ризу. Так, овидианец луарской школы Бальдерик Бургейльский пишет: Верь, я хочу, чтоб ты верила мне,
и верил читатель:
В сердце питаю к тебе
я не порочную страсть.
Девственность чту я твою,
да живет она долгие годы <...>
Нет, да будет свята
дружба в устах и сердцах.
Будьте едины, тела,
но будьте раздельны, постели;
Будь шутливо, перо,
но целомудренна, жизнь. Начало ее восходит к IX в. - веку расцвета монастырской культуры в Европе. Монастыри, унаследовав от эпохи "каролингского возрождения" вкус к книжной латинской культуре, не унаследовали презрения к "мужицкой грубости" народной культуры. Именно здесь на протяжении веков зачинаются и создаются жанры, воспевающие "славное винопитие" или "утреннюю зарю" (прообраз трубадурской "альбы"). Наконец, предшественниками вагантов были и ирландские монахи, скитавшиеся по дорогам Европы после норманнского завоевания Британии. Сборник "Кембриджских песен", относящийся к XI в., составлен в Лотарингии и включает в себя 50 стихотворений. Основную часть этих песен мы бы сейчас определили как пародии на религиозные гимны. Вот лишь один пример пародируемого. Автор - Венанций Фортунат, VI в.: Знамена веют царские,
Вершится тайна крестная:
Созатель плоти плоть приял -
И предан на мучения. Пронзили тело гвоздия,
Прибили к древу крестному:
Спасенья ради нашего
Здесь жертва закалается! Подражание-пародия из "Кембриджских песен":
Приди, подружка милая,
Приди, моя желанная:
Тебя ждет ложница моя,
Где все есть для веселия.
Ковры повсюду постланы,
Сиденья приготовлены,
Цветы везде рассыпаны,
С травой душистой смешаны. Ноткер Заика, IX в.: - Возрадуйся, Матерь Божия,
Над коею вместо повивательниц
Ангелы Божьи
Пели славу Господу в вышних! - Помилуй, Иисусе Господи,
Приявший сей образ человеческий,
Нас, многогрешных,
За которых принял Ты муки... "Кембриджские песни":
Послушайте, люди добрые,
Забавное приключение,
Как некий шваб был женщиной,
А после швабом женщина
Обмануты. Из Констанца шваб помянутый
В заморские отплывал края
На корабле с товарами,
Оставив здесь жену свою,
Распутницу... Но то, что в XI в. и ранее робко зачиналось в монастырях, в XII в. - веке крестовых походов и коммунальных революций выходит на улицу. Здесь и начинается собственно вагантская поэзия. Слово "бродяга" звучит предосудительно и сейчас, а в те времена - тем паче. Крестьянин состоял при своем наделе, рыцарь - при замке, священник - при приходе и монах - при монастыре. При дороге состояли разбойники, ну еще паломники - временно. В XII же веке, кроме паломников и разбойников, на дороги вышло купечество, за ним и те клирики, что были и паломниками, и бродягами в одном лице - ваганты, то есть безместные духовные лица, вынужденные скитаться из города в город, из страны в страну, из монастыря в монастырь. Это было своего рода братство без роду-племени, общавшееся на латыни, которую образованные люди знали в любой стране и которая как раз и отличала образованных от быдла, выделяя их в особую касту. Церковь их, в общем-то, не жаловала. В монашеских уставах о них говорится с негодованием, порой доходящим до вдохновения: "Вырядившись монахами, они бродят повсюду, разнося свое продажное притворство, обходя целые провинции, никуда не посланы, никуда не присланы, нигде не пристав, нигде не осев... И все они попрошайничают, все они вымогают - то ли на свою дорогостоящую бедность, то ли за свою притворновымышленную святость..." (Исидоровский устав) Но в XII в. уже требуются образованные люди и притом в большом количестве - расцветает торговля, ремесла, загрубелые феодалы начинают чувствовать вкус к изящному быту и "вежественному" обхождению. Появляются собственно сословия рыцарское и бюргерское. Более того, создаются школы и университеты, по которым, кстати, часто путешествуют эти самые ваганты, собирая знания, подобно тому, как пчелы собирают нектар, ибо в одном городе процветает медицина, в другом - философия, в третьем - юриспруденция и т.д. К примеру, когда Пьер Абеляр покинул Нотр-Дам де Пари и стал читать лекции то тут, то там по парижским окрестностям, вкруг него собирались и ходили за ним толпы молодежи. Цель всех этих молодых бродяг была одна - занять хорошее, выгодное место. XII в. дал множество клириков и прочих людей умственного труда, что обусловило их перепроизводство. Грамотеи почувствовали себя изгоями. Вот и пошли они по дорогам, попрошайничая да и шаля частенько. XII в. - это еще и век великого спора вокруг теорий и классиков, то есть античных писателей. С антиков, образцов, начиналось школьное образование, "теории" были целью, к которой оно, образование, вело. В истории этот спор был не первым и не последним. Оплотом "теоретиков" был Париж, оплотом классиков - Орлеан. Победа в итоге осталась за "новыми". "Суммы" Фомы Аквинского оказались эпохе нужнее, чем орлеанское овидианство. Ваганты в этой борьбе были с побежденными, с классиками, потому и век их оказался ярким, но недолгим. Итак, ваганты - ученый, буйный народ, приспособленный для оседлого труда не более, чем птица небесная. Для церкви же таковое положение было не менее серьезным: из невежественных они, ваганты, стали умствующими, из пестрых и разномастных бродяг стали дружными и легко находящими между собой общий студенческий язык. Всей своей жизнью ваганты подрывали у народа уважение к духовному сану. Да и стишки их нет-нет да и рассказывали, к примеру, о том, как королева Бланка Кастильская блудила с папским легатом. К началу XIII в. церковь обрашила на вагантов сокрушительные удары: лишала их духовных званий, выдавала властям, то есть отправляла на виселицу. И, в общем, было за что. Ваганты сами называли себя голиардами. Это двусмысленное словцо расшифровывается как gula - от романского "глотка" (guliart - обжора) да плюс от библейского Голиафа, того, что убит был Давидом. А имя Голиафа в средние века было ходовым ругательством, бой же Давида с Голиафом трактовался как противоборство Христа с сатаною, посему выражение "голиафовы дети" означает "чертовы слуги". В Англии, где (и как раз поэтому) вагантов не было, родился даже миф об их прародителе, гуляке и стихотворце Голиафе, который "съедал за одну ночь больше, чем св. Мартин за всю жизнь". Что оставалось делать вагантам, как не объединяться в некое подобие монашеского ордена, коих уже расплодилось в Европе предостаточно. Нет, конечно, никакого ордена ваганты не создали, зато написали его программу, "Чин голиардский", устав этакого бродяжьего братства ученых- эпикурейцев. Вот фрагменты этого замечательного стихотворного текста в переводе Льва Гинзбурга: "Эй, - раздался светлый зов, -
началось веселье!
Поп, забудь про Часослов!
Прочь, монах, из кельи!"
Сам профессор, как школяр,
выбежал из класса,
ощутив священный жар
сладостного часа. Будет нынче учрежден
наш союз вагантов
для людей любых племен,
званий и талантов.
Все - храбрец ты или трус,
олух или гений -
принимаются в союз
без ограничений. "Каждый добрый человек, -
сказано в Уставе, -
немец, турок или грек,
стать вагантом вправе".
Признаешь ли ты Христа,
это нам не важно,
лишь была б душа чиста,
сердце не продажно <...> Милосердье - наш закон
для слепых и зрячих,
для сиятельных персон
и шутов бродячих,
для калек и для сирот,
тех, что в день дождливый
палкой гонит от ворот
поп христолюбивый; для отцветших стариков,
для юнцов цветущих,
для богатых мужиков
и для неимущих,
для судейских и воров,
проклятых веками,
для седых профессоров
с их учениками, для пропойц и забулдыг,
дрыхнущих в канавах,
для творцов заумных книг,
правых и неправых,
для горбатых и прямых,
сильных и убогих,
для безногих и хромых
и для быстроногих. Для молящихся глупцов
с их дурацкой верой,
для пропащих молодцов,
тронутых Венерой,
для попов и прихожан,
для детей и старцев,
для венгерцев и славян,
швабов и баварцев <...> Верен Богу наш союз,
без богослужений
с сердца сбрасывая груз
тьмы и унижений.
Хочешь к всенощной пойти,
чтоб спастись от скверны?
Но при этом по пути
не минуй таверны. Свечи яркие горят,
дуют музыканты:
то свершают свой обряд
вольные ваганты.
Стены ходят ходуном,
пробки - вон из бочек!
Хорошо запить вином
лакомый кусочек! <...> К тем, кто бос, и к тем, кто гол,
будем благосклонны:
на двоих - один камзол,
даже панталоны!
Но какая благодать,
не жалея денег,
другу милому отдать
свой последний пфенниг! Пусть пропьет и пусть проест,
пусть продует в кости!
Воспретил наш манифест
проявленья злости.
В сотни дружеских сердец
верность мы вселяем,
ибо козлищ от овец
мы не отделяем. Наиболее раннее и самое славное из вагантских имен - Тугон по прозвищу Примас (то есть Старейшина) Орлеанский. Еще Боккаччо в "Декамероне" упоминает бродячего певца "Примассо", сообщает о нем и Хроника Ришара из Пуатье. Стихи Примаса весьма автобиографичны. Он единственный из вагантов, кто честно изображает свою любовницу не условной красоткой, а прозаичнейшей городской блудницей. Где он только не бывал, кого только не оскорбил своими стихами. Родился же он примерно в 1093 г., умер около 1160-го. Вот два его стихотворения. Стареющий вагант Был я молод, был я знатен,
был я девушкам приятен,
был силен, что твой Ахилл,
а теперь я стар и хил. Был богатым, стал я нищим,
стал весь мир моим жилищем,
горбясь, по миру брожу,
весь от холода дрожу. Хворь в дугу меня согнула,
смерть мне в очи заглянула.
Плащ изодран. Голод лют.
Ни черта не подают. Люди волки, люди звери...
Я, возросший на Гомере,
я, былой избранник муз,
волочу проклятья груз. Зренье чахнет, дух мой слабнет,
тело немощное зябнет,
еле теплится душа,
а в кармане - не шиша! До чего ж мне, братцы, худо!
Скоро я уйду отсюда
и покину здешний мир,
что столь злобен, глуп и сир. ***
Ложь и злоба миром правят.
Совесть душат, правду травят,
мертв закон, убита честь,
непотребных дел не счесть.
Заперты, закрыты двери
доброте, любви и вере.
Мудрость учит в наши дни:
укради и обмани!
Друг в беде бросает друга,
на супруга врет супруга,
и торгует братом брат.
Вот какой царит разврат!
"Выдь-ка, милый, на дорожку,
я тебе подставлю ножку", -
ухмыляется ханжа,
нож за пазухой держа.
Что за времечко такое!
Ни порядка, ни покоя,
и Господень Сын у нас
вновь распят, - в который раз!
Любое стихотворение Архипиита умеет неожиданно закруглить самой конкретной попрошайной, причем делает это с вызовом. Он - человек более светский, нежели иные ваганты. Известно, что Архипиита почти что состоял при дворе императора Фридриха Барбароссы, значит, родился где-то между 1130-1140 гг., умер же вскоре после 1165-го от чахотки. Одно из его стихотворений, "Исповедь", стало самым популярным вагантским стихотворением в Европе. С чувством жгучего стыда
я, чей грех безмерен,
покаяние свое
огласить намерен.
Был я молод, был я глуп,
был я легковерен,
в наслаждениях мирских
часто неумерен. Человеку нужен дом,
словно камень прочный,
а меня судьба несла,
что ручей проточный,
влек меня бродяжий дух,
вольный дух порочный,
гнал, как гонит ураган
листик одиночный <...> Я унылую тоску
ненавидел сроду,
но зато предпочитал
радость и свободу
и Венере был готов
жизнь отдать в угоду,
потому что для меня
девки - слаще меду! Не хотел я с юных дней
маяться в заботе -
для спасения души,
позабыв о плоти.
Закружившись во хмелю,
как в водовороте,
я вещал, что в небесах
благ не обретете! <...> Разве можно в кандалы
заковать природу?
Разве можно превратить
юношу в колоду?
Разве кутаются в плащ
в теплую погоду?
Разве может пить школяр
не вино, а воду?! Ах, когда б я в Кельне был
не архипиитом,
а Тезеевым сынком -
скромным Ипполитом,
все равно бы я примкнул
к здешним волокитам,
отличаясь от других
волчьим аппетитом. За картежною игрой
провожу я ночки
и встаю из-за стола,
скажем, без сорочки.
Все продуто до гроша!
Пусто в кошелечке.
Но в душе моей звенят
золотые строчки. Эти песни мне всего
на земле дороже:
то бросает в жар от них,
то - озноб по коже.
Пусть в харчевне я помру,
но на смертном ложе
над поэтом-школяром
смилуйся, о Боже! Существуют на земле
всякие поэты:
те залезли, что кроты,
в норы-кабинеты.
Как убийственно скучны
их стихи-обеты,
их молитвы, что огнем
чувства не согреты <...> Для меня стихи - вино!
Пью единым духом!
Я бездарен, как чурбан,
если в глотке сухо.
Не могу я сочинять
на пустое брюхо.
Но Овидием себе
я кажусь под мухой. Эх, друзья мои, друзья!
Ведь под этим небом
жив на свете человек
не единым хлебом.
Значит, выпьем, вопреки
лицемерным требам,
в дружбе с песней и вином,
с Бахусом и Фебом... Надо исповедь сию
завершить, пожалуй.
Милосердие свое
мне, Господь, пожалуй.
Всемогущий, не отринь
просьбы запоздалой!
Снисходительность яви,
добротой побалуй. Отпусти грехи, Отец,
блудному сыночку.
Не спеши его казнить -
дай ему отсрочку.
Но прерви его стихов
длинную цепочку,
ведь иначе он никак
не поставит точку. Если Примаса легче всего представить себе читающим стихи в таверне, Архипииту - при дворе Фридриха, то Вальтера - на проповеднической кафедре. Он - самый литературный из всех вагантов, он обожал пастораль и отлично знал ее классические образцы. Но я приведу здесь фрагмент его обличительных стихов: Я, недужный средь недужных
И ненужный средь ненужных,
Всем, от вьюжных стран до южных
Глас посланий шлю окружных:
Плачьте, плачьте, верные -
Церкви нашей скверные
Слуги лицемерные
С Господом не дружны! Кто, прельщенный звоном денег,
Иль диакон, иль священник,
Утопая в приношеньях,
Погрязая в прегрешеньях,
В путь идет заказанный,
Симоном указанный, -
Тот, да будет сказано, -
Гиезит-мошенник <...> Кто подвержен этой страсти,
Тот не пастырь ни отчасти:
Он не властен и во власти,
Он покорен сладострастью.
Алчная пиявица,
Как жена-красавица,
Папским слугам нравится,
К нашему несчастью <...> В общем, ваганты пели об одном и том же, перепевали и перекладывали друг друга. Наиболее знаменитый сборник, представляющий их творчество (около 200 произведений) - это так называемый "Буранский" сборник. Что это такое? Посмотрите на свои общие тетради, где вперемешку записываются задачки по алгебре, химические формулы, наброски сочинений по Достоевскому, английские слова, дружеская переписка на скучных уроках, зарисовочки мордашек хорошеньких соседок и записи для памяти, например: "Завтра сходить в баню", - и вы легко представите себе Буранский сборник и тому подобные старые книги. Основные особенности вагантской поэзии: латынь, рифма, ритм, иногда двуязычие. Очень часто это изощренные стихи, в которых следует нанизывание длиннейших тирад на одну рифму. По стилю это - смешение библейских текстов и стихов античных поэтов, это пародия, это совмещение благочестивейшего текста и нечестивейшего контекста (или наоборот). В целом же это - поэтика реминисценций. Темы вагантов чаще всего - вино, женщины и песни, ругательство и попрошайничанье. Ну и религия, конечно, весьма, правда, своеобразно поданная. И еще: ваганты во второй раз в истории породили драматургию. Первый раз она произошла из процессий в честь Диониса, а в этом случае - из церковного богослужения, из литургии, которую ваганты спародировали. Например, знаменитое "Действо о страстях Господних", представленное в Буранском сборнике, уже включает в себя, помимо литургических диалогов, бытовые и комические эпизоды, те самые, из которых и вышла новая европейская драматургия. Перепевая римлян, ваганты утеряли весьма существенную вещь - городской быт, которым дышала древняя латынь. Зато поэтически воссоздали быт сельский, и описания природы в их лирике - прямой вклад в общую сокровищницу культуры поэзии средневековья. Простой, прямой и грубоватый народ, ваганты, в отличие от трубадуров, не склонны к долготерпенью в ожидании благосклонного взгляда Дамы сердца, а легко берут то, что им легко отдается в кабаках и борделях. Что берут, то и поют. Но больше всего любят они поругать мать родную - Церковь, изгнавшую их из своего лона, а заодно и прижимистого крестьянина, вилами гоняющего бродяг от своего дома. Вот как, например, ваганты пишут о мужиках: "Боже, иже вечную распрю между клириком и мужиком посеял и всех мужиков господскими холопами содеял, подаждь нам от трудов их питаться, с женами и дочерьми их баловаться и о смертности их вечно веселиться..." "- Что есть мужик? - Существительное. - Какого рода? - Ослиного: ибо во всех делах и трудах своих он ослу подобен. - Какого вида? - Несовершенного: ибо не имеет он ни образа, ни подобия. - Какого склонения? - Третьего: ибо прежде, чем петух дважды крикнет, мужик уже трижды обгадится..." К концу XIII в. вагантское творчество сходит на нет, и причин тому три: К концу века рассосался тот избыток грамотных людей под воздействием церковных репрессий; с победой теоретиков стало ясно, что ответов на современные вопросы у классиков не найти; многие ваганты вернулись в лоно церкви, многие погибли в междоусобицах и на виселицах.
Вагантство не выдержало конкуренции со свои духовным соперником - монашеством. В 1209 г. миру явился великий проповедник Франциск из Ассизы, в 1216 г. появился орден доминиканцев, и они вместе с францисканцами - монахи без монастырей - оккупировали большие дороги. Вели они себя значительно порядочнее вагантов, разговаривали не на латыни, а на родных языках, и в итоге массой своей отбили у вагантов паству, а с ней и хлеб.
Не выдержало вагантство конкуренции и со своим светским соперником, трубадурами, труверами, миннезингерами. И причина тому - тоже в языке. Слушатель хотел родной речи.

Ваганты вага́нты

(от лат. vagantes - бродячие) (голиарды), в средневековой Западной Европе бродячие нищие студенты, низшие клирики, школяры - исполнители пародийных, любовных, застольных песен. XII-XIII вв. - время расцвета вольнодумной, антиаскетической антицерковной литературы вагантов, в основном песенной. Преследовались официальной церковью.

ВАГАНТЫ

ВАГА́НТЫ (от лат. vagantes - бродячие), создатели латиноязычной поэзии, расцвет которой приходится на западноевропейское «высокое» Средневековье (конец 11 - начало 13 вв.), когда в находящихся на подъеме средневековых городах множатся школы, возникают первые университеты и складывается первая в истории Европы ситуация избытка образованных людей. Ваганты - клирики, не имевшие постоянного прихода и скитавшиеся от одного епископского подворья к другому, школяры и студенты, странствовавшие из города в город в поисках знаний и лучших учителей, беглые монахи: их объединяет причастность к латиноязычной культуре и существование «на обочине» общества. Самоназвание вагантов - голиарды (goliard, возможный перевод «обжоры», «винопийцы»; от лат. gula - глотка, произвольно возводили к имени их мифического прародителя - стихотворца-обжоры верзилы Голиарда, отождествлявшегося с Голиафом (см. ГОЛИАФ (в Библии)) вследствие созвучия двух имен).
Поэзия вагантов - органичная часть средневековой клерикальной литературы и культуры. Вместе с тем, она тесно связана со средневековой народной смеховой культурой, наивысшим проявлением которой были карнавальные празднества. Подобно карнавалу, поэзия вагантов творит рядом с миром жестокой повседневности, всеобщей регламентации и аскезы особый «второй» смеховой мир, являющийся вывороченным наизнанку кривозеркальным подобием первого (ср. концепцию М. М. Бахтина (см. БАХТИН Михаил Михайлович) ). В стихотворениях вагантов (например, в «Чине голиардском») само их братство описывается как своеобразный «орден», живущий по уставу, пародирующему уставы традиционной монастырской жизни.
Размеры и строфика духовных песнопений используются вагантами для восхваления беззаботной распутной жизни, веселого времяпрепровождения в кабаке за игрой в карты и в кости, для воспевания достоинств и прелестей возлюбленных - девиц легкого поведения, для обличения жадности и лицемерия высокопоставленных церковников. Высмеивая эти и другие пороки отдельных церковников и даже клира в целом (разврат, симонию (см. СИМОНИЯ) , невежество, злобу), ваганты, в конечном счете, стремятся к очищению мира от греха. Подобно карнавалу, поэзия вагантов нацелена не на разрушение, а на конечное утверждение существующего мироустройства и христианской этики.
Помимо церковной поэтической традиции истоками лирики вагантов являются вновь открытая в 11-12 вв. римская поэзия, прежде всего, лирика «певца любви» Овидия (см. ОВИДИЙ) (т. н. «овидианское возрождение») и народная обрядовая поэзия (отсюда - распространенность в поэзии вагантов «весенних песен», жанра прения). Особое место в поэтическом наследии вагантов занимают «попрошайни» - стихотворения, в которых поэты, грозя разоблачением, выпрашивают блага у сильных мира.
Вагантская поэзия сохранилась в рукописных сборниках 13-14 вв. Среди них самый объемный (содержит около 250 произведений) - «Кармина Бурана» (Carmina Burana), рукопись которого была обнаружена в 1803 в одном из монастырей возле южнонемецкого города Берена (в лат. огласовке Беурана). Большая часть вагантской лирики анонимна. Установлены имена нескольких поэтов-вагантов. Самые значительные из них: парижский школяр Гугон, по прозванию «Примас Орлеанский» (ок. 1093-ок. 1160), автор знаменитого стихотворения о рваном плаще, пожертвованном ему жадным прелатом, Архипиита Кельнский (творил в 1160-е гг.), автор одного из известнейших вагантстких творений - «Исповеди» (Архипиита - рыцарь по присхождению, ставший клириком из любви к наукам и придворным поэтом Фридриха Барбароссы (см. ФРИДРИХ I Барбаросса) ), Вальтер Шатильонский (ок. 1135-1200), наиболее образованный и наименее маргинализированный из поэтов-вагантов, возможно, преподававший в соборной школе или имевший место при дворе Генриха II (см. ГЕНРИХ II Святой) ; помимо множества обличительно-моралистических стихов в вагантском духе, написал «ученую» латинскую поэму «Александреида».


Энциклопедический словарь . 2009 .

Смотреть что такое "ваганты" в других словарях:

    - (от clerici vagantes), иначе голиарды, вероятно от провансальского gualiador «шутник», «мистификатор», или же родственно с франц. gaillard «малый» (молодой человек) средневековая (XI XIV вв.) зап. европейская корпорация «бродячих людей»,… … Литературная энциклопедия

    - (лат. vagantes, от vagari скитаться). С XII в. так назывались странствующие певцы, которые латинскими стихами воспевали любовь, вино и другие наслаждения жизни. Их назыв. также голиардами, по имени мнимого епископа Голиаса, основателя общества… … Словарь иностранных слов русского языка

    - (также называются голиарды) бродячие клирики, странствующие студенты и школяры в Германии, Франции, Англии и Северной Италии в 11 13 вв. Ваганты слагали вольнодумные стихи на латинском языке, направленные против папства и духовенства. Помимо… … Исторический словарь

    - (от лат. vagantes бродячие) (голиарды) в средневековой Зап. Европе бродячие нищие студенты, низшие клирики, школяры исполнители пародийных, любовных, застольных песен. 12 13 вв. время расцвета вольнодумной, антиаскетической, антицерковной… … Большой Энциклопедический словарь

    - (лат. vagantes – бродячие) – в средневековой Западной Европе бродячие студенты, представители низшего духовенства, школяры. XII–XIII вв. – расцвет вольнодумной, антиаскетической, антицерковной литературы вагантов, в основном песенной.… … Энциклопедия культурологии

    - «Колесо фортуны». Миниатюра из рукописного сборника Carmina Burana. У этого термина существуют и другие значения, см. Ваганты (значения). Ваганты (от … Википедия

    I (= бродячие; clerici vagantes, или vagi) так назывались по древнему каноническому закону духовные лица, которые, получив рукоположение, в то же время не получали определенной должности и вследствие этого бродили в поисках за работой. Законы… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

    Ваганты - (от лат. wago – бродить) – clerici wagantes или vagi по древ. канонич. праву. Часто случалось, что духовные лица, получившие рукоположение, долго оставались без места. Тогда они то поступали на службу за известное вознаграждение к… … Полный православный богословский энциклопедический словарь

    ваганты - () бродячие клирики, странствующие студенты и школяры в Германии, Франции, Англии и Северной Италии в XI XIII вв. Ваганты слагали вольнодумные стихи на латинском языке, направленные против папства и духовенства. Помимо стихов сатирического… … Энциклопедический словарь «Всемирная история»

    - (лат. vagantes бродячие) ср. век. странствующие поэты и певцы в странах Зап. Европы; преим. разжалованные священники, недоучившиеся семинаристы. Выступали (на лат. яз.) с пародийными песнями на церк. гимны, высмеивали лицемерие… … Музыкальная энциклопедия

Книги

  • Избранные труды. О поэтах , Гаспаров Михаил Леонович , Основная часть книги - очерки о творчестве греческих и латинских поэтов: таких как Пиндар, Катулл, Вергилий, Гораций, Овидий, Авсоний, баснописцы, эпиграмматисты, средневековые ваганты и др.… Категория: Литературоведение и критика Издатель: Карамзин ,

Поэзия Вагантов

Во французской стороне, на чужой планете, предстоит учиться мне в университете. До чего тоскую я - не сказать словами... Плачьте ж, милые друзья, горькими слезами! На прощание пожмем мы друг другу руки, и покинет отчий дом мученик науки. Вот стою, держу весло - через миг отчалю. Сердце бедное свело скорбью и печалью. Тихо плещется вода, голубая лента... Вспоминайте иногда вашего студента. Много зим и много лет прожили мы вместе, сохранив святой обет верности и чести. Слезы брызнули из глаз... Как слезам не литься? Стану я за всех за вас Господу молиться, чтобы милостивый Бог силой высшей власти вас лелеял и берег от любой напасти, как своих детей отец нежит да голубит, как пастух своих овец стережет и любит. Ну, так будьте же всегда живы и здоровы! Верю, день придет, когда свидимся мы снова. Всех вас вместе соберу, если на чужбине я случайно не помру от своей латыни, если не сведут с ума римляне и греки, сочинившие тома для библиотеки, если те профессора, что студентов учат, горемыку школяра насмерть не замучат, если насмерть не упьюсь на хмельной пирушке, обязательно вернусь к вам, друзья, подружки! Вот и всё! Прости-прощай, разлюбезный швабский край! Захотел твой житель увидать науки свет!.. Здравствуй, университет, мудрости обитель! Здравствуй, разума чертог! Пусть вступлю на твой порог с видом удрученным, но пройдет ученья срок, - стану сам ученым. Мыслью сделаюсь крылат в гордых этих стенах, чтоб отрыть заветный клад знаний драгоценных! (Здесь и далее пер. Л. Гинзбурга)

Поэзию вагантов, как и всё европейское Средневековье в целом, открыли для Нового времени романтики. Но открытие это было отнюдь не единовременным, а долгим и сложным процессом, чуть не полвека длящимся, ведь между куртуазным стилем и мужицкой музой, кабацким разгулом вагантов - настоящая пропасть.

Кто же они такие, ваганты? Это слово переводится на русский как "бродяги". И это на самом деле так. Ваганты - бродячие клирики, школяры, попрошайки, распутники и бедолаги, недоучившиеся или переучившиеся теологи. Самое точное для них зеркало, отражающее внешний вид, - гоголевский Хома Брут, с той лишь разницей, что этот европейский Хома XII-XIII вв. от природы должен был быть наделен недюжинным поэтическим даром и знать латынь в совершенстве, настолько чтобы совершать в ее лоне открытия и творческие подвиги.

Причина появления на дорогах Европы целой толпы бродячих певцов, в сущности, весьма проста. В XII в. происходят коренные экономические преобразования: появляется класс купцов, духовная интеллигенция в изумлении останавливается перед собственным перепроизводством и т.п. То есть клириков Томасов (Фома - Томас - Том - это одно имя в разных вариантах произношения), не окончивших высшего церковного образования ("Во французской стороне" - читай в Сорбонне) или окончивших, но не нашедших практического ему применения становилось все больше и больше, так что в поисках пропитания студиозусам приходилось выходить на большую дорогу...

Как и у всей средневековой культуры, у латинской средневековой поэзии было два корня: один - в античности, другой - в христианстве. И обе основные темы поэзии вагантов: гневное обличение вышестоящих и чувственная любовь в пику трубадурской любви возвышенной - имели свои прообразы в том и другом источниках.

Источник обличительной темы - ветхозаветные пророки и крупнейший римский сатирик Ювенал; источники любовной темы - "Песнь песней" и ранний Овидий.

Как вы помните, "Песнь песней" в христианстве трактовалась аллегорически - как брак Христа с церковью, и такое толкование открывало едва ли не магистральный путь эротике в литературе Средневековья. Что же касается Овидия, то... XII век по праву носит условное наименование "Овидианского Возрождения": его изучали в школах, ему подражали, стихи его были настолько популярны, что, например, арагонский король, цитируя, как ему казалось, Библию ("Важно завоевать, но сберечь - не менее важно"), на самом деле цитирует Овидия. Дело в том, что Овидий почитался почти что Богом Поэзии.

Действительно, сколько же у него ипостасей: моралист "Лекарства от любви", распутник ранних едва ли не порнографических элегий, мудрец в поздних поэмах...

Но молодости свойственно не думать о старости, и в Средневековье, в поэзии вагантов, Овидий - певец любви, учитель любви, и как всякий талантливый ученик, вагант стремился перещеголять учителя. И, на самом деле, перещеголял, оставив скромного по современным меркам эротики римского поэта далеко позади. Вот только вопрос: превзошел ли он старого автора в области поэтического совершенства?..

Во всяком случае, самый главный порнограф литературной классики маркиз де Сад не столь уж далеко ушел от средневековых бродяг - вагантов, если вспомнить такие, например, строки, как стихи Серлона Вильтонского:

Предан Венере Назон, но я еще более предан, Предан Корнелий Галл - все-таки преданней я. Галл воспел Ликориду, Назон пылал по Коринне - Я же по каждой горю... Хватит ли духу на всех?

Сообразите: эти стихи сочинены и оглашены были в XII веке, однако никакого церковного преследования за безнравственность Серлон на себя не навлек. Очевидно, что современники отлично понимали, что такое литературная условность.

Вот таким образом, на скрещении христианской и античной традиций и родилась средневековая латинская лирика. Один ее полюс панегирический, - воспевается, как у трубадуров, Прекрасная Дама. И поэты поют осанны знатным дамам, дабы те, восхитившись их дарованиями, подарили им что-нибудь, причем постель из этого "что-нибудь" отнюдь не главное, лучше если Дама подарит им теплый плащ или ризу. Так, овидианец луарской школы Бальдерик Бургейльский пишет:

Верь, я хочу, чтоб ты верила мне, и верил читатель: В сердце питаю к тебе я не порочную страсть. Девственность чту я твою, да живет она долгие годы <...> Нет, да будет свята дружба в устах и сердцах. Будьте едины, тела, но будьте раздельны, постели; Будь шутливо, перо, но целомудренна, жизнь.

Здесь и есть начало той концепции платонической любви-служения, которая легла в основу куртуазной поэзии: образованные клирики были учителями зачастую не слишком ученых рыцарей. Носителями этой, высшей линии латинской светской поэзии были социальные верхи духовенства, ну а низы... Низы сочетали Овидия, "Песнь песней" и песню народную.

Начало ее восходит к IX в. - веку расцвета монастырской культуры в Европе. Монастыри, унаследовав от эпохи "каролингского возрождения" вкус к книжной латинской культуре, не унаследовали презрения к "мужицкой грубости" народной культуры.

Именно здесь на протяжении веков зачинаются и создаются жанры, воспевающие "славное винопитие" или "утреннюю зарю" (прообраз трубадурской "альбы").

Наконец, предшественниками вагантов были и ирландские монахи, скитавшиеся по дорогам Европы после норманнского завоевания Британии.

Сборник "Кембриджских песен", относящийся к XI в., составлен в Лотарингии и включает в себя 50 стихотворений. Основную часть этих песен мы бы сейчас определили как пародии на религиозные гимны. Вот лишь один пример пародируемого. Автор - Венанций Фортунат, VI в.:

Знамена веют царские, Вершится тайна крестная: Созатель плоти плоть приял - И предан на мучения. Пронзили тело гвоздия, Прибили к древу крестному: Спасенья ради нашего Здесь жертва закалается!

Подражание-пародия из "Кембриджских песен":

Приди, подружка милая, Приди, моя желанная: Тебя ждет ложница моя, Где все есть для веселия. Ковры повсюду постланы, Сиденья приготовлены, Цветы везде рассыпаны, С травой душистой смешаны.

Или: Ноткер Заика, IX в.:

Возрадуйся, Матерь Божия, Над коею вместо повивательниц Ангелы Божьи Пели славу Господу в вышних! - Помилуй, Иисусе Господи, Приявший сей образ человеческий, Нас, многогрешных, За которых принял Ты муки... "Кембриджские песни": Послушайте, люди добрые, Забавное приключение, Как некий шваб был женщиной, А после швабом женщина Обмануты. Из Констанца шваб помянутый В заморские отплывал края На корабле с товарами, Оставив здесь жену свою, Распутницу...

Именно любовная тематика - главное новшество этого сборника.

Но то, что в XI в. и ранее робко зачиналось в монастырях, в XII в. - веке крестовых походов и коммунальных революций выходит на улицу. Здесь и начинается собственно вагантская поэзия.

Слово "бродяга" звучит предосудительно и сейчас, а в те времена - тем паче. Крестьянин состоял при своем наделе, рыцарь - при замке, священник - при приходе и монах - при монастыре. При дороге состояли разбойники, ну еще паломники - временно. В XII же веке, кроме паломников и разбойников, на дороги вышло купечество, за ним и те клирики, что были и паломниками, и бродягами в одном лице - ваганты, то есть безместные духовные лица, вынужденные скитаться из города в город, из страны в страну, из монастыря в монастырь. Это было своего рода братство без роду-племени, общавшееся на латыни, которую образованные люди знали в любой стране и которая как раз и отличала образованных от быдла, выделяя их в особую касту.

Церковь их, в общем-то, не жаловала. В монашеских уставах о них говорится с негодованием, порой доходящим до вдохновения:

"Вырядившись монахами, они бродят повсюду, разнося свое продажное притворство, обходя целые провинции, никуда не посланы, никуда не присланы, нигде не пристав, нигде не осев... И все они попрошайничают, все они вымогают - то ли на свою дорогостоящую бедность, то ли за свою притворновымышленную святость..." (Исидоровский устав)

Но в XII в. уже требуются образованные люди и притом в большом количестве - расцветает торговля, ремесла, загрубелые феодалы начинают чувствовать вкус к изящному быту и "вежественному" обхождению. Появляются собственно сословия рыцарское и бюргерское.

Более того, создаются школы и университеты, по которым, кстати, часто путешествуют эти самые ваганты, собирая знания, подобно тому, как пчелы собирают нектар, ибо в одном городе процветает медицина, в другом - философия, в третьем - юриспруденция и т.д.

К примеру, когда Пьер Абеляр покинул Нотр-Дам де Пари и стал читать лекции то тут, то там по парижским окрестностям, вкруг него собирались и ходили за ним толпы молодежи.

Цель всех этих молодых бродяг была одна - занять хорошее, выгодное место. XII в. дал множество клириков и прочих людей умственного труда, что обусловило их перепроизводство. Грамотеи почувствовали себя изгоями. Вот и пошли они по дорогам, попрошайничая да и шаля частенько.

XII в. - это еще и век великого спора вокруг теорий и классиков, то есть античных писателей. С антиков, образцов, начиналось школьное образование, "теории" были целью, к которой оно, образование, вело. В истории этот спор был не первым и не последним. Оплотом "теоретиков" был Париж, оплотом классиков - Орлеан. Победа в итоге осталась за "новыми". "Суммы" Фомы Аквинского оказались эпохе нужнее, чем орлеанское овидианство. Ваганты в этой борьбе были с побежденными, с классиками, потому и век их оказался ярким, но недолгим.

Итак, ваганты - ученый, буйный народ, приспособленный для оседлого труда не более, чем птица небесная. Для церкви же таковое положение было не менее серьезным: из невежественных они, ваганты, стали умствующими, из пестрых и разномастных бродяг стали дружными и легко находящими между собой общий студенческий язык. Всей своей жизнью ваганты подрывали у народа уважение к духовному сану. Да и стишки их нет-нет да и рассказывали, к примеру, о том, как королева Бланка Кастильская блудила с папским легатом.

К началу XIII в. церковь обрашила на вагантов сокрушительные удары: лишала их духовных званий, выдавала властям, то есть отправляла на виселицу. И, в общем, было за что.

Ваганты сами называли себя голиардами. Это двусмысленное словцо расшифровывается как gula - от романского "глотка" (guliart - обжора) да плюс от библейского Голиафа, того, что убит был Давидом. А имя Голиафа в средние века было ходовым ругательством, бой же Давида с Голиафом трактовался как противоборство Христа с сатаною, посему выражение "голиафовы дети" означает "чертовы слуги".

В Англии, где (и как раз поэтому) вагантов не было, родился даже миф об их прародителе, гуляке и стихотворце Голиафе, который "съедал за одну ночь больше, чем св. Мартин за всю жизнь".

Что оставалось делать вагантам, как не объединяться в некое подобие монашеского ордена, коих уже расплодилось в Европе предостаточно. Нет, конечно, никакого ордена ваганты не создали, зато написали его программу, "Чин голиардский", устав этакого бродяжьего братства ученых- эпикурейцев. Вот фрагменты этого замечательного стихотворного текста в переводе Льва Гинзбурга:

"Эй, - раздался светлый зов, - началось веселье! Поп, забудь про Часослов! Прочь, монах, из кельи!" Сам профессор, как школяр, выбежал из класса, ощутив священный жар сладостного часа. Будет нынче учрежден наш союз вагантов для людей любых племен, званий и талантов. Все - храбрец ты или трус, олух или гений - принимаются в союз без ограничений. "Каждый добрый человек, - сказано в Уставе, - немец, турок или грек, стать вагантом вправе". Признаешь ли ты Христа, это нам не важно, лишь была б душа чиста, сердце не продажно <...> Милосердье - наш закон для слепых и зрячих, для сиятельных персон и шутов бродячих, для калек и для сирот, тех, что в день дождливый палкой гонит от ворот поп христолюбивый; для отцветших стариков, для юнцов цветущих, для богатых мужиков и для неимущих, для судейских и воров, проклятых веками, для седых профессоров с их учениками, для пропойц и забулдыг, дрыхнущих в канавах, для творцов заумных книг, правых и неправых, для горбатых и прямых, сильных и убогих, для безногих и хромых и для быстроногих. Для молящихся глупцов с их дурацкой верой, для пропащих молодцов, тронутых Венерой, для попов и прихожан, для детей и старцев, для венгерцев и славян, швабов и баварцев <...> Верен Богу наш союз, без богослужений с сердца сбрасывая груз тьмы и унижений. Хочешь к всенощной пойти, чтоб спастись от скверны? Но при этом по пути не минуй таверны. Свечи яркие горят, дуют музыканты: то свершают свой обряд вольные ваганты. Стены ходят ходуном, пробки - вон из бочек! Хорошо запить вином лакомый кусочек! <...> К тем, кто бос, и к тем, кто гол, будем благосклонны: на двоих - один камзол, даже панталоны! Но какая благодать, не жалея денег, другу милому отдать свой последний пфенниг! Пусть пропьет и пусть проест, пусть продует в кости! Воспретил наш манифест проявленья злости. В сотни дружеских сердец верность мы вселяем, ибо козлищ от овец мы не отделяем.

Итак, они пришли почти вместе: аристократическая поэзия трубадуров и плебейская, хоть и на латыни, поэзия вагантов. Если трубадуры чуть не все известны нам поименно, то имен вагантов, напротив, мы почти не знаем, кроме лишь нескольких. Вот они.

Наиболее раннее и самое славное из вагантских имен - Тугон по прозвищу Примас (то есть Старейшина) Орлеанский. Еще Боккаччо в "Декамероне" упоминает бродячего певца "Примассо", сообщает о нем и Хроника Ришара из Пуатье. Стихи Примаса весьма автобиографичны. Он единственный из вагантов, кто честно изображает свою любовницу не условной красоткой, а прозаичнейшей городской блудницей. Где он только не бывал, кого только не оскорбил своими стихами. Родился же он примерно в 1093 г., умер около 1160-го.

Вот два его стихотворения. Стареющий вагант

Был я молод, был я знатен, был я девушкам приятен, был силен, что твой Ахилл, а теперь я стар и хил. Был богатым, стал я нищим, стал весь мир моим жилищем, горбясь, по миру брожу, весь от холода дрожу. Хворь в дугу меня согнула, смерть мне в очи заглянула. Плащ изодран. Голод лют. Ни черта не подают. Люди волки, люди звери... Я, возросший на Гомере, я, былой избранник муз, волочу проклятья груз. Зренье чахнет, дух мой слабнет, тело немощное зябнет, еле теплится душа, а в кармане - не шиша! До чего ж мне, братцы, худо! Скоро я уйду отсюда и покину здешний мир, что столь злобен, глуп и сир. *** Ложь и злоба миром правят. Совесть душат, правду травят, мертв закон, убита честь, непотребных дел не счесть. Заперты, закрыты двери доброте, любви и вере. Мудрость учит в наши дни: укради и обмани! Друг в беде бросает друга, на супруга врет супруга, и торгует братом брат. Вот какой царит разврат! "Выдь-ка, милый, на дорожку, я тебе подставлю ножку", - ухмыляется ханжа, нож за пазухой держа. Что за времечко такое! Ни порядка, ни покоя, и Господень Сын у нас вновь распят, - в который раз!

Второй великий вагантский поэт известен только по прозвищу Ахипиита Кельнский, поэт поэтов. Этот не столь мрачен, а наоборот, бравирует легкостью, иронией, блеском.

Любое стихотворение Архипиита умеет неожиданно закруглить самой конкретной попрошайной, причем делает это с вызовом. Он - человек более светский, нежели иные ваганты. Известно, что Архипиита почти что состоял при дворе императора Фридриха Барбароссы, значит, родился где-то между 1130-1140 гг., умер же вскоре после 1165-го от чахотки. Одно из его стихотворений, "Исповедь", стало самым популярным вагантским стихотворением в Европе.

С чувством жгучего стыда я, чей грех безмерен, покаяние свое огласить намерен. Был я молод, был я глуп, был я легковерен, в наслаждениях мирских часто неумерен. Человеку нужен дом, словно камень прочный, а меня судьба несла, что ручей проточный, влек меня бродяжий дух, вольный дух порочный, гнал, как гонит ураган листик одиночный <...> Я унылую тоску ненавидел сроду, но зато предпочитал радость и свободу и Венере был готов жизнь отдать в угоду, потому что для меня девки - слаще меду! Не хотел я с юных дней маяться в заботе - для спасения души, позабыв о плоти. Закружившись во хмелю, как в водовороте, я вещал, что в небесах благ не обретете! <...> Разве можно в кандалы заковать природу? Разве можно превратить юношу в колоду? Разве кутаются в плащ в теплую погоду? Разве может пить школяр не вино, а воду?! Ах, когда б я в Кельне был не архипиитом, а Тезеевым сынком - скромным Ипполитом, все равно бы я примкнул к здешним волокитам, отличаясь от других волчьим аппетитом. За картежною игрой провожу я ночки и встаю из-за стола, скажем, без сорочки. Все продуто до гроша! Пусто в кошелечке. Но в душе моей звенят золотые строчки. Эти песни мне всего на земле дороже: то бросает в жар от них, то - озноб по коже. Пусть в харчевне я помру, но на смертном ложе над поэтом-школяром смилуйся, о Боже! Существуют на земле всякие поэты: те залезли, что кроты, в норы-кабинеты. Как убийственно скучны их стихи-обеты, их молитвы, что огнем чувства не согреты <...> Для меня стихи - вино! Пью единым духом! Я бездарен, как чурбан, если в глотке сухо. Не могу я сочинять на пустое брюхо. Но Овидием себе я кажусь под мухой. Эх, друзья мои, друзья! Ведь под этим небом жив на свете человек не единым хлебом. Значит, выпьем, вопреки лицемерным требам, в дружбе с песней и вином, с Бахусом и Фебом... Надо исповедь сию завершить, пожалуй. Милосердие свое мне, Господь, пожалуй. Всемогущий, не отринь просьбы запоздалой! Снисходительность яви, добротой побалуй. Отпусти грехи, Отец, блудному сыночку. Не спеши его казнить - дай ему отсрочку. Но прерви его стихов длинную цепочку, ведь иначе он никак не поставит точку.

Третий классик вагантской поэзии, Вальтер Шатильонский, был почти сверстником Архипииты, но намного его пережил, работая при дворе Генриха II Плантагенета, короля Англии и половины Франции. Родом Вальтер был из Лилля, а Шатильонским (местечко между Шампанью и Бургундией) стал потому, что там тоже много жил и работал. Там он создал знаменитую поэму в 10 книгах "Александриада" - шедевр европейского гуманизма XII в. В награду за нее получил место каноника в Амьене, где и провел последние двадцать лет жизни. Громадный успех имели его вагантские стихи, хотя образ его жизни, конечно, для вагантов совсем не типичный. И поскольку он не был ни бедняком, ни бродягой, то и основной его темой стало не попрошайничанье, но обличение нравов.

Если Примаса легче всего представить себе читающим стихи в таверне, Архипииту - при дворе Фридриха, то Вальтера - на проповеднической кафедре. Он - самый литературный из всех вагантов, он обожал пастораль и отлично знал ее классические образцы. Но я приведу здесь фрагмент его обличительных стихов:

Я, недужный средь недужных И ненужный средь ненужных, Всем, от вьюжных стран до южных Глас посланий шлю окружных: Плачьте, плачьте, верные - Церкви нашей скверные Слуги лицемерные С Господом не дружны! Кто, прельщенный звоном денег, Иль диакон, иль священник, Утопая в приношеньях, Погрязая в прегрешеньях, В путь идет заказанный, Симоном указанный, - Тот, да будет сказано, - Гиезит-мошенник <...> Кто подвержен этой страсти, Тот не пастырь ни отчасти: Он не властен и во власти, Он покорен сладострастью. Алчная пиявица, Как жена-красавица, Папским слугам нравится, К нашему несчастью <...>

Три поэта - как бы три хронологических и три социальных ступени вагантского творчества. Далее, в XIII в., бродячий клирик постепенно превращается в важного прелата, однако стихи его, если он, конечно, талантлив, становятся достоянием репертуара бродячих певцов.

В общем, ваганты пели об одном и том же, перепевали и перекладывали друг друга. Наиболее знаменитый сборник, представляющий их творчество (около 200 произведений) - это так называемый "Буранский" сборник. Что это такое? Посмотрите на свои общие тетради, где вперемешку записываются задачки по алгебре, химические формулы, наброски сочинений по Достоевскому, английские слова, дружеская переписка на скучных уроках, зарисовочки мордашек хорошеньких соседок и записи для памяти, например: "Завтра сходить в баню", - и вы легко представите себе Буранский сборник и тому подобные старые книги.

Основные особенности вагантской поэзии: латынь, рифма, ритм, иногда двуязычие. Очень часто это изощренные стихи, в которых следует нанизывание длиннейших тирад на одну рифму. По стилю это - смешение библейских текстов и стихов античных поэтов, это пародия, это совмещение благочестивейшего текста и нечестивейшего контекста (или наоборот). В целом же это - поэтика реминисценций. Темы вагантов чаще всего - вино, женщины и песни, ругательство и попрошайничанье. Ну и религия, конечно, весьма, правда, своеобразно поданная.

И еще: ваганты во второй раз в истории породили драматургию. Первый раз она произошла из процессий в честь Диониса, а в этом случае - из церковного богослужения, из литургии, которую ваганты спародировали.

Например, знаменитое "Действо о страстях Господних", представленное в Буранском сборнике, уже включает в себя, помимо литургических диалогов, бытовые и комические эпизоды, те самые, из которых и вышла новая европейская драматургия.

Перепевая римлян, ваганты утеряли весьма существенную вещь - городской быт, которым дышала древняя латынь. Зато поэтически воссоздали быт сельский, и описания природы в их лирике - прямой вклад в общую сокровищницу культуры поэзии средневековья.

Простой, прямой и грубоватый народ, ваганты, в отличие от трубадуров, не склонны к долготерпенью в ожидании благосклонного взгляда Дамы сердца, а легко берут то, что им легко отдается в кабаках и борделях. Что берут, то и поют. Но больше всего любят они поругать мать родную - Церковь, изгнавшую их из своего лона, а заодно и прижимистого крестьянина, вилами гоняющего бродяг от своего дома.

Вот как, например, ваганты пишут о мужиках:

"Боже, иже вечную распрю между клириком и мужиком посеял и всех мужиков господскими холопами содеял, подаждь нам от трудов их питаться, с женами и дочерьми их баловаться и о смертности их вечно веселиться..."

"- Что есть мужик? - Существительное. - Какого рода? - Ослиного: ибо во всех делах и трудах своих он ослу подобен. - Какого вида? - Несовершенного: ибо не имеет он ни образа, ни подобия. - Какого склонения? - Третьего: ибо прежде, чем петух дважды крикнет, мужик уже трижды обгадится..."

Естественно, бюргер платил ваганту той же монетой.

К концу XIII в. вагантское творчество сходит на нет, и причин тому три:

К концу века рассосался тот избыток грамотных людей под воздействием церковных репрессий; с победой теоретиков стало ясно, что ответов на современные вопросы у классиков не найти; многие ваганты вернулись в лоно церкви, многие погибли в междоусобицах и на виселицах.

Вагантство не выдержало конкуренции со свои духовным соперником - монашеством. В 1209 г. миру явился великий проповедник Франциск из Ассизы, в 1216 г. появился орден доминиканцев, и они вместе с францисканцами - монахи без монастырей - оккупировали большие дороги. Вели они себя значительно порядочнее вагантов, разговаривали не на латыни, а на родных языках, и в итоге массой своей отбили у вагантов паству, а с ней и хлеб.

Не выдержало вагантство конкуренции и со своим светским соперником, трубадурами, труверами, миннезингерами. И причина тому - тоже в языке. Слушатель хотел родной речи.

Тема 7

ПОЭЗИЯ ВАГАНТОВ

Выходи в привольный мир!
К черту пыльных книжек хлам!
Наша родина - трактир,
Нам пивная - божий храм!

Неизвестный латинский поэт XIII века

ПЛАН

1. Лирика вагантов как часть клерикальной литературы Зрелого Средневековья. Социальный и интеллектуальный портрет вагантов. Рукописи, представляющие лирику вагантов.

2. Жанровое своеобразие поэзии вагантов:

а) пародия;
б) диспут;
в) жалоба;
г) баллада;
д) пастораль.

3. Творчество ведущих поэтов-вагантов:

а) Примаса Орлеанского;
б) Архипиита Кельнского;
в) Вальтера Шатильонского.

4. Традиции лирики вагантов и литература эпохи Возрождения.

МАТЕРИАЛЫ ДЛЯ ПОДГОТОВКИ

1. Слово «вагант» (vagantes) в дословном переводе с латыни означает «бродячий». В Средние века оно первоначально (в период Раннего Средневековья) применялось к священникам без прихода, к монахам, покинувшим монастырь, позже, в период Зрелого Средневековья кроме вышеперечисленных групп скитальцев его стали относить к многочисленным школярам и студентам, странствующим в поисках знаний из университета в университет, из города в город. В XII - XIII веках число таких скитальцев на дорогах Европы резко увеличилось, поскольку выпускникам университетов и соборных школ становилось все труднее найти себе место: кафедру учителя, службу в канцелярии или церковный приход. Впрочем, не все школяры благополучно завершили обучение, причины могли быть разные, в том числе и такая:

Не для суетной тщеты,
Не для развлеченья -
Из-за горькой нищеты
Бросил я ученье.
(«Нищий студент»)

Но с полным или неполным университетским образованием ваганты выделялись из среды городских низов, среди которых существовали, своей принадлежностью к интеллектуальной элите, даже если успели закончить только артистический факультет и освоить только «семь свободных искусств» (тривиум - грамматику, риторику и диалектику, квадриум - арифметику, геометрию, астрономию и музыку). Ваганты, несмотря на нищенский образ жизни, непостоянство и случайность заработков, обладали той полнотой свободы, которой не владел больше ни один член средневекового общества, даже сам король или Папа Римский. Ваганты были абсолютно независимы в своих убеждениях и их выражении в творчестве. А свобомыслие, подкрепленное университетским образованием и эрудицией, приводило к самым неожиданным и прекрасным художественным результатам.

Лирику вагантов правомерно рассматривать как составной элемент клерикальной литературы по целому ряду причин. Во-первых, поскольку некоторые из поэтов-вагантов были в церковном сане или монахами (Вальтер Шатильонский), во-вторых, потому что большинство университетов и монастрыских школ контролировались церковью, а не светскими властями, в-третьих, также потому, что языком поэзии вагантов была классическая церковная латынь, в-четвертых, пародируя жанры церковного красноречия или церковные обряды (исповедь, литургию), ваганты все же находились в притяжении церковной литературы, пародируя ее, они продолжали ей принадлежать.

В. П. Даркевич - историк культуры, исследователь средневековой народной культуры и литературы - клаасифицирует вагантов как «клириков-жонглеров», развивая свою мысль следующим образом: «Инвективы против священников, преданных светским развлечениям, не давали желаемого эффекта. Мало того, иногда представители низшего клира сами выступали в роли лицедеев. Ученая культура не только противостояла народной. В постановлении Зальцбургского собора (1310 г.) читаем: «Нескромные служители церкви, на своих должностях предающиеся ремеслу жонглера, голиарда или буффона и упражняющиеся в течение года с этих позорных играх, если они не раскаются, будут, по крайней мере после третьего предупреждения, лишены всех духовных привилегий». Попутчиками и «конкурентами» жонглеров зачастую были безместные клирики и странствующие школяры-ваганты (голиарды), которые предпочитали нелегкое бродяжничество суровой дисциплине монастырей. Пародии на дурных служителей церкви, «поющих песни в застолье» и «занимающихся постыдным шутовством», находим в маргиналиях. Во фламандском Часослове дородный монах играет прялкой-смычком на воздуходувных мехах, а босоногая женщина, подоткнув подол и расставив руки в стороны, пустилась в пляс. Меха как эротический символ придают особое значение сцене. Развеселый брат приводит на память «прыткого кармелита» Губерта из «Кентерберийских рассказов»:

Он в капюшоне для своих подружек
Хранил булавок пачки, ниток, кружев.
Был влюбчив, говорлив и беззаботен.
Умел он петь и побренчать на роте,
Никто не пел тех песен веселей.
Был телом пухл он, лилии белей.

В одном из старофранцузских фаблио совращенная священником настоятельница монастыря, бросив святую обитель, становится жонглершей.

На других рисунках видим гротескного клирика - эквилибриста с тарелкой на тросточке, гибридных музыкантов в монашеском облачении. Монах и монашка с лютней - главные персонажи картины Босха «Корабль дураков».

Глумились «мирскими кощунами» и русские священнослужители. В Новгороде на усадьбе церковного иерарха (Троицкий раскоп) найдены обломки гудка (80-е годы XIII в.). В поучении московского митрополита Даниила (XVI в.) сказано: «Ныне же суть нецыи от священных, яже суть сии пресвитеры и диакони, иподиакони, и чтеци, и певци, глумяся, играют в гусли, в домры, в смыки». В глазах протопопа Аввакума никонианские архиереи предстают скоморохами или язычниками». 68

Лирику вагантов можно идентифицировать как часть площадно-карнавальной культуры средневековья, причем, в каранавально-перевернутой, «изнаночной» интепретации предстают не только отступающие от каконов религии и церковных обетов духовники и монахи, не только церковь и ее обряды («Всепьянейшая литургия»), не только жанры церковного красноречия («Исповедь Архипиита Кельнского», «Проповедь Архипиита Кельнского», «Завещание»), но и сами тексты Священного писания («Евангелие от марки серебра», «Апокалипсис голиарда»). Едва ли можно считать вагантов атеистами, ниспровергателями церковных догм или сторонниками церковных реформ, скорее следует подчеркнуть пародийное начало в лирике вагантов, сближающее их с карнавальной народной культурой, которая на короткий период времени переворачивает устройство социума, представляет образ мира наизнанку. В семиотической концепции карнавала, разработанной М. М. Бахтиным, определяющим приципипом выступает инверсия, направленная на переворачивание бинарных оппозиций, итогом которого становится «выведение жизни из обычной колеи» и образования «жизни наизнанку», «мира наоборот», именно поэтому шут и бедняк избирается карнавальным королем. Выделяя смеховые карнавально-комические формы, М. М. Бахтин указывал в том числе, и на «словесные смеховые (в том числе пародийные) произведения разного рода: устные и письменные, на латинском и на народных языках» . 69 Именно это пародийное «перевертывание», направленное на выявление несоответствия истине или обнаружение комических сторон того или иного явления как светской, так и церковной жизни, свойственно латинским стихотворениям вагантов, пародирующим как клерикальную, так и рыцарскую литературу, правда, необходима одна принципиальная оговорка: карнавал вагантов не знал ограничений во времени, их пародийное отношение к различным сторонам церковной жизни и литературным жанрам носило характер константы: то что, карнавал «переворачивал» на время карнавала, ваганты «переворачивали» всегда и всюду, делая пародирование основным онтологическим и эстетическим принципом.

2. Лирика вагантов, безусловно, занимает особое место в истории литературы Зрелого Средневековья. Языком лирики бродячих школяров выступала классическая латынь. М. Л. Гаспаров в статье «Латинская литература XI-XIII веков» подразделяет массив произведений на латинском языке на два раздела: «Клерикальные жанры» и «Светские жанры», относя к последним ранние произведения клириков-вагантов, или предвагантскую поэзию: «Александреиду» и латинские стихотворения Вальтера Шатильонского и стихотворения из «Кембриджской рукописи», которые исследователь идентифицирует как предвагантские. 70

На жизнь ваганты зарабатывали репетиторством, составлением юридических документов, юридическими или медицинскими консультациями, но главное, (что особо ценно для историков и ценителей литературы) - сочинением латинских стихов для случайных меценатов. Эта средневековая богема отличалась свободой поведения и нравов, чем всерьез беспокоила духовенство. На фоне строго иерархичного средневекового общества жизнь вагантов выделяется духовной свободой, независимостью. Поэтому, несмотря на скитания и бедность, она выглядит привлекательной. Сами ваганты называли себя «голиардами» (по различным этимологиям это означает «чертовы слуги» или «обжоры») и возводили свое происхождение к первому на земле гуляке и стихотворцу Голиафу. По другой версии, «голиард» происходит от латинского gula (глотка) - т. е. ваганты - «горолопаны», «любители заложить за воротник». М. Л. Гаспаров указывает, что термин «голиард» пришел из соборных постановлений, направленных против буйства и безнравственноти вагантов: «…В этих же соборных постановлениях, появляется термин, получивший очень широкое распространение: «бродячие школяры, сиречь голиарды», «буйные клирики, особливо же именующие себя голиардами» и пр. Как поэзия вагантов, так и это их название имеет два истока - народный и ученый. В романских языках было слово gula, «глотка», от него могло происходить слово guliart, «обжора», в одном документе XII в. упоминается человек с таким прозвищем. Но кроме того, оно ассоциировалось с именем библейского великана Голиафа, убитого Давидом; имя это было в средние века ходовым ругательством, его применяли и к Абеляру, и к Арнольду Брешианскому. Бой Давида с Голиафом аллегорически толковался как противоборство Христа с сатаною; поэтому выражение «голиафовы дети», «голиафова свита» и пр., обычные в рукописях XIII в., означают попросту «чертовы слуги». Как бы то ни было, слово «голиард» очень скоро контаминировало ассоциации, связанный и с той и с другой этимологией, и распространилось по всей романоязычной Европе; в Германии (например, в Буранском сборнике) оно не употребительно. Таким образом, это был ругательный синоним слова «вагант» - не более того». 71 Миф о стихотворце и гуляке Голиафе как первом ваганте возникает в Англии, где бродячих школяров не было, а истории об образе жизни и нравах привозили студенты, побывавшие на континенте. Благочестивым клирикам невозможно было даже вообразить те ужасы, о которых они рассказывали, и появился цветистый миф, объясняющий происхождение вагантов от стихотворца, гуляки и великого грешника Голиафа.

По аналогии с рыцарскими и монашескими орденами ваганты утверждали свой «Орден вагантов», что нашло отражение в следующем стихотворении:

«Эй, - раздался светлый зов,
началось веселье!
Поп, забудь про часослов!
Прочь, монах, из кельи!»
Сам профессор, как школяр,
выбежал из класса,
ощутив священный жар
сладостного часа.

Будет ныне учрежден
наш союз вагантов
для людей любых племен,
званий и талантов.
Все — храбрец ты или трус,
олух или гений —
принимаются в союз
без ограничений.

«Каждый добрый человек,—
сказано в уставе,—
немец, турок или грек
стать вагантом вправе».
Признаешь ли ты Христа,—
это нам не важно,
лишь была б душа чиста,
сердце не продажно.

Все желанны, все равны,
к нам вступая в братство,
невзирая на чины,
титулы, богатство.
Наша вера — не в псалмах!
Господа мы славим
тем, что в горе и в слезах
брата не оставим.

Кто для ближнего готов
спять с себя рубаху,
восприми наш братский зов,
к нам спеши без страху!
Наша вольная семья —
враг поповской швали.
Вера здесь у нас — своя,
здесь — свои скрижали!

Милосердье — наш закон
для слепых и зрячих,
для сиятельных персон и
шутов бродячих,
для калек и для сирот,
тех, что в день дождливый
палкой гонит от ворот
поп христолюбивый…

Членом ордена вагантов, таким образом, мог стать всякий веселый и добрый человек, независимо от вероисповедания, рода занятий, возраста, национальности и богатства, а единственной заповедью членов ордена был закон - проявить милосердие друг к другу и ко всем сирым, убогим, терпящим нужду.

Последним культурным прибежищем вагантов были латынь и университетское образование, только своей ученостью они и выделялись из городских низов, среды жонглеров и шпильманов. Язык поэзии вагантов поэтому - классическая латынь. Творчество вагантов по преимуществу анонимно, их стихи рассеяны по монастырским рукописям. Самые значительные рукописи - «Кембриджская рукопись» и «Carmina Burana» («Бейренские песни»- от названия монастыря Бенедикт Бейрен, где была найдена эта рукопись XIII в.).

Стихи, помещенные в Кембриджской рукописи, М. Л. Гаспаров называет «предвагантскими». Эта рукопись XI в. включает 50 стихотворений, самое раннее из которых датируется 948 годом, а самое позднее 1039 г.. В антологию включены стихотворения разного содержания, которые составитель тематически сгруппировал: открывается рукопись стихами религиозного содержания, затем следуют стихотворения придворные, далее стихотворные новеллы и анекдоты (например, «Снежное дитя»), а затем стихи о любви и весне. М. Л. Гаспаров отмечает: «Главным новшеством в содержании «Кембриджских песен» является любовная тематика. В прежних известных нам осколках монастырской светской поэзии она еще начисто отсутствовала. Здесь она появляется впервые, и не без сопротивления: несколько стихотворений кембриджской рукописи тщательно вымараны кем-то из ее средневековых читателей (по обрывкам слов видно, что это были именно любовные стихи; пострадала и одна строфа и цитированном выше «Приглашении подруге»). Источник этой тематики - конечно, народная поэзия, и притом поэзия женская: едва ли не у всех европейских народов любовные песни - достояние прежде всего девушек и женщин» . 72 Необходимо отметить, что уже в Кембриджской рукописи появляются билингвистические стихотворения на придворные темы, в которых чередуются строки на латинском и немецком языках. Представители предвагантской поэзии, латинские поэты Раннего Средневековья были в основном клириками (священниками без прихода, монахами, оставившими монастыри). Состав вагантов обновляется в период Зрелого Средневековья: к ним присоединяются странствующие школяры, преимущественно ученики соборных школ или университетов, закончившие или незакончившие образование, они сохраняли причастность к клиру, но были иными в аспекте осознания своего социального статуса, считая себя интеллектуальной элитой, достойной занять высокооплачиваемое место в обществе. Тогда же изменяется и содержание поэзии вагантов. Бродячие поэты были образованнее ученых клириков Раннего Средневековья, но не отличались благонравием. «Школяры учатся благородным искусствам - в Париже, древним классикам - в Орлеане, судебным кодексам - в Болонье, медицинским припаркам - в Салерно, демонологии - в Толедо, а добрым нравам - нигде», - так писал о вагантах клирик XIII века. 73 Стихотворения вагантов периода Зрелого Средневевековья известны преимущественно по сборнику из Бенедикт-Бейренского монастыря в Германии, из сборника «Carmina Burana». Известны эти стихотворения под названием «Буранские песни».

«Буранские песни» собраны в рукописи XIII в., включающей 200 произведений вагантов, большей частью на латыни, хотя есть и несколько произведений на немецком языке, есть и билингвистические стихотворения. Эта рукопись была обнаружена в 1803г., а опубликована в 1847г.. Собственно именно по ней, как наиболее полному сборнику поэзии вагантов (хотя в переписке текстов допущено много неточностей и ошибок, по указанию М. Л. Гаспарова 74), можно составить представление о тематике, проблематике, жанровом составе и новаторстве лирики вагантов.

Положение вагантов было в высшей степени непрочным: с одной стороны, латынь и ученость приобщали их к духовной и культурной элите Средневековья, с другой - на иерархической лестнице средневекового общества они стояли очень низко. Этой двойственностью определяются два источника поэзии вагантов: латинские переводы из Овидия и Аристотеля, обращение к Пифагору как высшему авторитету («Апокалипсис Голиарда»), мастерское стихосложение и эрудиция, берущие начало из латинской учености вагантов; а с другой стороны, приобщенность к демократическим городским слоям по положению и образу жизни сближает творчество вагантов с городской литературой. На латынь переводятся веснянки, женские жалобы, т. е. жанры народной поэзии.

3. Двойственность положения вагантов в социальной системе средних веков повлияла и на жанровое многообразие их лирики. Наследие вагантов связывает книжную традицию с фольклорной и городской, что ведет к появлению новых литературных жанров и открывает пути для художественного эксперимента. Столкновение античных и библейских мотивов и образов с народными в сочетании со злободневно-сатирической интонацией ведет к расцвету жанра пародии, с приемами билингвизма, парадокса и оксюморона. Особую роль в лирике вагантов начинают играть реминисценция, ассоциация, аллюзия, а это стимулирует читателя к сотворчеству. Читатель расшифровывает образный код стихотворения, будто разворачивая процесс творения в обратном порядке: автор движется от замысла к произведению, а читатель - от произведения к замыслу автора. Объекты пародий вагантов - рыцарская лирика («Когда б я был царем царей...»), но чаще всего - жанры церковного красноречия («Исповедь» Архипиита Кельнского, вызвавшая множество подражаний в поэзии вагантов), церковные обряды («Всепьянейшая литургия») или же сами тексты Священного Писания («Евангелие от Марки серебра»). Ваганты обличали ложь и лицемерие монахов, призывая жить по законам естества, высмеивая аскетизм и усмирение плоти. Пародировали ваганты и жанр средневекового виденья («Апокалипсис Голиарда»). Рассказ о вселенской катастрофе завершается улыбкой:

О, что узрел, что узнал я!.. Судейские
наши дела разбирали злодейские
Нашему миру - о, голод! о, мор!
вынесли смертный они приговор.

Не избежать никому наказания!
Сам я едва не лишился сознания,
но у меня эта жуткая весть
вдруг пробудила желание есть.

Ангелы Божьи в плащах одинаковых
дали отведать мне зернышек маковых,
в Лету меня окунули потом
и напоили каки-то питьем.

Тут я на землю упал, чтоб впоследствии
вам рассказать о грядущем к нам бедствии,
и приготовил пространную речь,
чтобы вас, грешники, предостеречь!

Ждет нас несчастие невероятное!..
Но говорю почему-то невнятно я:
знать, пересекши рубеж бытия,
крепкого слишком отведал питья!

Сатирические стихотворения вагантов содержали критику духовного сословия изнутри, что вело к некоторой изоляции вагантов в городской среде, ваганты были одновременно изгоями и духовными аристократами.

Жанр жалобы воссоздает картины быта кочующих студентов. Но, даже сетуя на судьбу, ваганты не теряют оптимизма («Прощание со Швабией») или возможности улыбнуться («Разговор с плащом» Примаса Орлеанского). Жалобы вагантов проникнуты чувством уверенности в правильности выбранного пути, поскольку внутри братства вагантов создается утопия независимости, естественной и духовной свободы. Уже цитированная жалоба «Нищий студент» заевршается ироническим пассажем:

К милосердию аббат
паству призывает,
а его бездомный брат
зябнет, изнывает.

Подари, святой отец,
мне свою сутану,
и тогда я наконец
мерзнуть перестану.

А за душеньку твою
я поставлю свечку,
чтоб господь тебе в раю
подыскал местечко.

Иногда вагантская жалоба представляет собой парафраз традиционной жалобы девушки, сетующей на неудачное замужество или разлуку с милым. В латинской поэзии интонации жалобы девушки были подхвачены в жалобах монахини на монастырское затворничество, на обманувшего возлюбленного («Жалоба монахини», «Жалоба девушки», «Монахиня»). Женская жалоба изображает безысходную картину, а жалоба ваганта заканчивается некоторым ироническим обобщением, открывающим обретение надежды. Например, «Разговор с плащом» Примаса Орлеанского, который ведется между двумя половинами души поэта: отчаявшейся и ищущей выхода, завершается такой репликой хозяина:

Я отвечаю плащу:
«Где же я денег сыщу?
Бедность - большая помеха
в приобретении меха.
Как мне с тобой поступить,
коль не могу я купить
даже простую подкладку?..
Дай-ка поставлю заплатку!»

Жанр диспута навеян в лирике вагантов конкретной университетской практикой. Традиционной формой университетских занятий были лекции (от лат. lectio - чтение). В средневековом университете лекция действительно была чтением: профессор клал на кафедру некоторую рукописную книгу по предмету, читал ее и давал толкования. Диспут был антиподом лекции: двое профессоров занимали две установленные в противоположных концах аудитории кафедры и вели ученый спор, студенты, собравшиеся на диспут, представляли интересы и того и другого ученого мужа. Например, ученики Пьера Абеляра странствовали вслед за ним по всей Европе и естественно принимали участие в диспутах, которые их наставник вел с схоластами, сторонниками реализма, т. е. философами, придерживающимися концепции, согласно которой универсалии, идеи, «имена имен» составляют сущность действительности, в то время, как Абеляр утверждал, что универсалии не содержат сущности самих явлений. Споры далеко не всегда оставались в границах приличий и нередко заканчивались потасовкой. Драматический накал диспута и стремились передать ваганты в соответствующем жанре лирики. Ваганты изображают спор двух половин души («Книги и любовь»), или же дебаты, посвященные проблеме предпочтения рыцаря или поэта-ваганта («Флора и Филида»). Источником спора выступает стихотворение Овидия о красавице, которая предпочитает воина поэту. В стихотворении ваганта спор разрешается обращением к Амуру, который убедительно доказывает преимущество ваганта перед рыцарем:

Ждут красавицы от нас
точного ответа:
кто достойнее любви,
ласки и привета -
грозный рыцарь, что мечом
покорил полсвета,
или бесприютный сын
университета?

Ну, так вот вам мой ответ,
дорогие дети:
по законам естества
надо жить на свете,
плоть и дух не изнурять,
сидя на диете,
чтобы к немощной тоске
не попасться в сети.

Кто, скажите, в кабаках
нынче верховодит,
веселится, но притом
с книгой дружбу водит
и, в согласье с естеством,
зря не колобродит?
Значит, рыцаря студент
явно превосходит!

Убедили наших дев
эти аргументы.
Раздались со всех сторон
тут аплодисменты.
Стяги пестрые взвились,
запестрели ленты.
Так пускай во все века
славятся студенты!

Спор, таким образом, переведен в философскую плоскость и разрешается в пользу поэта, который живет по законам естества.

Любовная лирика вагантов (жанр пасторали) имеет подчеркнуто земной, плотский характер. Ваганты, провозглашая раскрепощение плоти, свободу нравов, создают стихотворения вызывающие, рассчитывая эпатировать публику («Я скромной девушкой была...», «Добродетельная пастушка»). Концепция естественных простых человеческих радостей, оправдания естественных человеческих устремлений в любовной лирике вагантов предвосхищала этику и эстетику Возрождения. Ваганты создают комический эффект, обращаясь к приему билингвизма:

Я скромной девушкой была
Virgo dum florebam,
Нежна, приветлива, мила,
Omnibus placebam.
Пошла я как-то на лужок
Flores adunare,
Да захотел меня дружен
Ibi deflorare.

Комический эффект оказывался особенно острым благодаря несоотвествию церковного языка низкому предмету, который им описывался.

Другой способ создания комического эффекта оксюморон: в стихотворении «Добродетельная пастушка» по такому принципу соотносятся содержание и название. Хотя, с другой стороны, поведение пастушки соответствует декларируемому вагантами закону естества, ее поведение естественно, отвечает законам природы и потому добродетельно.

Особое место в лирике вагантов занимает жанр стихотворной новеллы - баллады. Традиция обращения к этому жанру сложилась еще в Кембриджской рукописи. Своеобразие баллады вагантов состоит в том, что она представляет собой пересказ античного мифа, чаще всего об Орфее, Диане, а также о Трое и об Энее и Дидоне. Ученая латинская баллада продолжала, таким образом, традицию, сложившуюся еще в позднелатинской поэзии периода кризиса и падения Римской империи.

4. Стихотворения вагантов большей частью анонимны. «Поэтому восстановить имена хотя бы тех единичных творцов, которые задавали тон и вели за собой подражателей, - большая научная проблема. В начале XX в. В. Мейер сумел выделить стиха Примаса Орлеанского, М. Манициус - стихи Архипииты Кельнского, немного позже К. Штрекер - стихи Вальтера Шатильонского и его подголосков,» - указывает М. Л. Гаспаров. 75 Именно эти три поэта традиционно выделяются исследователями как поэты-классики, сформировавшие основные направления и жанровую систему в поэзии вагантов. Сам М. Л. Гаспаров добавляет к этому списку несколько имен поэтов XIII в.: Филиппа Гревского, канцлера собора Парижской Богоматери, Петра Корбельского, архиепископа Сансского, против воли которого в его соборе прозвучала «Ослиная секвенция», после чего архиепископ был объявлен ее автором, Гвидона Базошского, спутника Филиппа-Августа в III Крестовом походе, Петра Блуаского, советника Генриха II Плантагенета, в молодости увлекавшегося «безделками и Венериными песнопениями».

Гугон (Примас) Орлеанский - первый прославленный поэт-вагант. Дошедшие до нас стихотворениия написаны между 1130-1140гг., а умер поэт в 1160г.. По стихотворениям Примаса можно восстановить его скитания из Парижа в Реймс, затем в Санс и в Амьен, круг его знакомств и даже воссоздать биографию: поэт много странствует в молодости, под старость его оставляют покровители, он находит приют в больнице, но оттуда его изгоняют из-за благородного поступка (поэт вступается за больного). Поэзия Примаса автобиографична, отличается вниманием к деталям и точностью в их воспроизведении.

Архипиита - прозвище поэта. Настоящее его имя неизвестно, «поэтом поэтов» он называл себя сам. По собственному признанию, он происходит из рыцарского рода («Я из рода рыцарей// вышел в грамотеи», - пишет Архипиит к «Послании к архиканцелеру Регинальду, архиепископу Кельнскому») а в школяры пошел из любви к науке и искусству. Архипиит не упускает случая блеснуть в стихах эрудицией, продемонстрировать знание классических античных авторов и Священного Писания. Немец по происхождению, он вольготнее чувствует себя в Италии, хотя с присущей ему легкостью обращается к своему покровителю архиепископу Кельнского о выдаче пособия «от заальпийца заальпийцу». Фактически подтверждены сведения всего лишь о пяти годах из жизни Архипиита 1161-1165 гг., в это же время написаны 10 дошедщих до нас стихотворений. Образцом для подражания и жанровым эталоном стала «Исповедь» Архипииты Кельнского. Избирая основой жанр церковного красноречия, Арихипиит ведет диалог с жанровым каноном, фактически опровергая его - вместо покаяния в грехах в своей «Исповеди» Архипиит утверждает правильность и привлекательность избранного им образа жизни:

Для меня стихи - вино!
Пью единым духом!
Я бездарен, как чурбан,
если в глотке сухо.
Не могу я сочинять
на пустое брюхо.
Но Овидием себе
я кажусь под мухой.

По такому же принципу опровержения канона строится «Проповедь Архипиита Кельнского». Традиционный для вагантов мотив странствий находим в стихотворении «Просьба Архипиита по возвращении из Салерно»:

Здравствуйте! Слово привета
вам от бродяги-поэта.
Все вы слыхали, наверно,
про знаменитый Салерно.
С давних времен и поныне
учатся там медицине
у величайших ученых,
чтоб исцелять обреченных...
«Как бы мне, Господи Боже,
медиком сделаться тоже?»
И приступил я к ученью,
новому рад увлеченью...
Но оказалось: наука
горше, чем смертная мука,
и захандрил я безмерно
в том знаменитом Салерно.
Смыться решил я оттуда,
но одолела простуда
так, что четыре недели
я провалялся в постели
и, поглощая микстуру,
славил свою профессуру.

Интонация Архипиита совсем иная, чем у Гугона: стихи Арихипиита лишены трагизма, мрачной иронии; Архипиит, даже попрошайничая, скорее требует абсолютно заслуженного, чем просит. Поэтическое творчество для Архипиита - способ выражения собственной неповторимой индивидуальности, утверждения правильности выбранного пути. Архипиит в поэзии не знает сомнений, даже признаваясь в любви к Бахусу, Фебу и Венере, правда, с обычной для ваганта ссылкой на всеоправдывающие законы естества («Только чем, скажите мне,//Люди виноваты, //Если пламенем любви //Их сердца объяты»).

Вальтер Шатильонский (вторая половина XII в.), строго говоря, вагантом не был: он не знал нищеты и скитаний, прославился как ученый латинский поэт, создав поэму из 10 книг «Александреида» об Александре Македонском. Вальтер пользовался покровительством Генриха II Плантагенета, служил в его канцелярии, был членом ученого кружка Томаса Беккета. После смерти Томаса бежал на континент, получив сначала кафедру в Шатильоне, а затем место каноника в Амьене как награду за «Александреиду». Вальтер говорил, что вся Европа поет его песни, но имел в виду при этом не «Александреиду», а те стихотворения, которые он писал «для отвода души». Впрочем, Вальтер отводил душу не в лирических излияниях и автобиографических признаниях, а в сатирических стихотворениях, направленных в первую очередь против злоупотреблений церкви и лицемерия церковнослужителей. Особенно прославило Вальтера стихотворение «Обличение Рима».

На протяжении XIII в. поэзия вагантов пользовалась популярностью, но к концу XIY в. ее уже забыли. М. Л. Гаспаров выделяет несколько причин затухания традиции развития лирики вагантов 76 , но важно то, что к началу интенсивного ренессансного движения в Европе, о поэзии вагантов уже не помнили. Тем не менее, сатирические стихотворения вагантов, равно, как и их религиозное и философское свободомыслие, а также внимание к отдельной человеческой судьбе, взятой в конкретике жизненных обстоятельств, рассмотренной в развитии, автобиографизм лирики трех ведущих поэтов-вагантов, выраженный по разному, но равно всем троим присущий, в значительной степени выступали одной из предпосылок развития Ренессанса в Европе.

ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИЙ АППАРАТ

ОКСЮМОРОН - (буквально - остроумно-глупое) соединение несоединимого, например, «Живой труп», «Бедняк-богач».

ПАРОДИЯ - заострение, доведение до абсурда ведущих художественных приемов, на которых основывается своеобразие того или иного жанра, или же творчества конкретного писателя.

БИЛИНГВИЗМ - осуществление двуязыковой речи в пределах одного текста.

ТЕОРИЯ ЧТЕНИЯ - концепция сотворчества читателя и автора, участия читателя в творческом процессе, который разворачивается в обратном порядке: от произведения к смыслу.

САТИРА - совокупность художественных, в первую очередь, комических приемов, направленных на обличение социальных зол. Сатирический эффект рождается из несовместимости социального идеала и действительности, нормы и существующего положения вещей в реальности.

АЛЛЮЗИЯ - прием, состоящий в соотнесении явления, описываемого или происходящего в действительности, с устойчивым понятием или словосочетанием литературного, мифологического или исторического порядка.

ПАРАДОКС - мнение, суждение, утверждение, резко расходящееся с общепринятым, противоречащее, иногда только на первый взгляд, здравому смыслу.

ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ:

1. Ваганты. Колесо Фортуны. - М., 1998. 2. Лирика вагантов. В переводах Л. Гинзбурга. - М., 1970. 3. Поэзия вагантов. - М, 1975. 4. Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов. - М., 1974.

УЧЕБНАЯ ЛИТЕРАТУРА

Основная:

1. Гаспаров М. Л. . Поэзия вагантов // Поэзия вагантов - М., 1975. С. 412-514. (Работа также размещена на сайте: http://svr-lit.niv.ru/ 2. Даркевич В. П. Жонглеры //Даркевич В. П. Народная культура Средневековья. - М., 1988. 3. Пуришев Б. И. Лирическая поэзия Средних веков. //Поэзия трубадуров. Поэзия миннезингеров. Поэзия вагантов. - М., 1974. 4. Распопин В. Н. Поэзия вагантов. //Распопин В. Н. Европейское Средневековье. Лекции по истории зарубежной литературы // Работа размещена на сайте: «Средние века и Возрождение»: http://svr-lit.niv.ru/

Дополнительная:

1. Задорнова ВЛ. Восприятие и интерпретация художественного текста М., 1974. 2. Репина Л. П. Образование, школы, университеты // Средневековая Европа глазами современников и историков/ Отв. ред. А. Л. Ястребицкая. - В 5 ч. - Ч. II. Европейский мир X-XY вв.. - М., 1995. С. 359-362. 3. Рутенбург В. И. Университеты итальянских коммун // Городская культура. Средневековье и начало Нового времени. - Л., 1986. С. 43-52. 4. Чернец Л. В. «Как слово наше отзовется...» - М., 1995.

РАБОТА С ИСТОЧНИКАМИ:

Задание 1.

Прочитайте фрагмент из статьи М. Л. Гаспарова «Поэзия вагантов» и ответьте на вопросы:

1. Как возникают средневековые университеты, чем они отличаются от соборных школ?
2. В чем, по мнению исследователя, состоят причины появления вагантов в Европе периода Зрелого Средневековья?
3. Что означает спор «классиков» и «теоретиков» в университетской науке? На чьей стороне были ваганты и по какой причине?

Оживление культурной жизни в XII в. разом сказалось на организации системы образования и среди учащихся, и среди учащих. XII-XIII века - время рождения университетов в Европе . Университеты вовсе не были прямыми потомками соборных школ. Во-первых, масса молодежи, стекавшейся учиться в новые центры образования, была гораздо многолюднее и пестрее, чем столетием раньше, - там, где сходился учащийся люд со всех концов Европы, для него требовались совсем другие формы организации, чем в соборных школах, собиравших учеников в лучшем случае из нескольких окрестных архиепископств. Во-вторых, эта масса молодежи была гораздо разборчивее, чем столетием раньше; ее привлекали не стены школы, а личность преподавателя, и когда знаменитый Абеляр покинул собор Парижской Богоматери и стал читать свои лекции то тут, то там по окрестностям Парижа, то вокруг него толпилось не меньше студентов, чем когда-то в соборной школе. Но и учителя и ученики были обычно пришельцы, люди бесправные; чтобы оградить свое право на существование, они должны были соединиться в корпорацию и испросить у папы привилегию о своих правах, которую тот охотно давал. Такие корпорации учителей-магистров и учеников-школяров и были первыми европейскими университетами: в XII в. так сложились старейшие среди них, Парижский и Болонский, в XIII в. за ними последовали Оксфордский, Кембриджский, Тулузский, Саламанкский и целый ряд других. Университеты были, таким образом, изъяты из-под власти местных светских и даже духовных властей: в Париже начальником университета считался канцлер собора Парижской богоматери, но власть его была номинальной. Университет состоял из низшего, самого многолюдного факультета семи благородных искусств и трех высших факультетов - богословского, медицинского и юридического; организация их напоминала ученый цех средневекового образца, в котором школяры были учениками, бакалавры - подмастерьями, а магистры семи искусств и доктора трех наук - мастерами. Такая корпоративная организация (подкрепляемая наличием землячеств и коллегий разного рода) крепко сплачивала этот сбродный люд в единое ученое сословие. Если ваганты раннего средневековья бродили по монастырям и епископствам в одиночку, каждый на свой риск, то теперь на любой большой дороге вагант ваганта узнавал как товарища по судьбе и цели.

Цель у всей этой учащейся молодежи была одна - занять хорошее место, где бы знания ее приносили подобающий доход. Предыдущему поколению это удавалось без большого труда; когда сколько-нибудь образованных клириков в Европе было мало, а нужда в них была велика, то всякий грамотный монах или священник мог быть уверен, что при желании найдет себе пристанище в жизни - в приходе, в монастырской или соборной школе, в скриптории, в канцелярии какого-нибудь светского феодала. Новое же поколение, вступавшее в школу и в жизнь со столь бодрыми надеждами, неожиданно столкнулось с совсем непредвиденными трудностями. Старые, соборные школы и новые университеты отмечали на потребности времени так отзывчиво, аудитории их становились так многолюдны и из стен их выходило в свет год за годом так много молодых и энергичных ученых клириков, что скоро был достигнут критический рубеж; общество уже не находило, куда пристроить этих людей. Не надо забывать и о том, что образованным клирикам впервые пришлось столкнуться и с конкуренцией образованных мирян: несколько поколений назад грамотный мирянин был в Европе чем-то почти неслыханным, а теперь, к XIII в., и грамотный рыцарь, и грамотный купец постепенно становились если не частым, то и не редким явлением. Так совершилось в Европе первое перепроизводство людей умственного труда, обслуживающих господствующий класс; им впервые пришлось почувствовать себя изгоями, выпавшими из общественной системы, не нашедшими себе места в жизни .

Окончив образование в соборной школе и не найдя для себя ни прихода, ни учительства, ни места в канцелярии, молодые клирики могли только скитаться с места на место и жить подаяниями аббатов, епископов и светских сеньоров, платя за это латинскими славословиями. Общая обстановка XII в. содействовала такой скитальческой жизни: после крестовых походов и оживления торговли дороги Европы впервые стали относительно безопасны от разбоев и доступны для передвижения. К тому же и духовное звание вагантов было им при этом не без пользы: благодаря ему они были неподсудны светскому суду и чувствовали себя в безопасности если не от побоев, так хоть от виселицы. Находить гостеприимцев им удавалось: нарождающаяся привычка к светскому «вежеству» учила даже светских сеньоров ценить льстивую латинскую лиру, а о духовных сеньорах тем более не приходится говорить: недаром строгий Авессалом Сен-Викторский патетически сетовал, что у епископов «палаты оглашаются песнями о подвигах Геркулеса, столы трещат от яств, а спальни от непристойных веселий» .

Такой образ жизни определял не только характеры, но и ученые вкусы вагантов. Дело в том, что ученый мир XII в. никоим образом не был единомыслен в своей учености: перед ним были осколки прекрасной, но разрушенной древней культуры, из которых надлежало выстроить не столь прекрасную (на первый взгляд), но цельную и стройную систему новой культуры. И, как всегда, в строителях боролись разум с чувством: одни упрекали других в том, что они тешатся бесполезными побрякушками античных поэтов, другие упрекали первых в том, что они своими системами сушат и губят живую красоту искусства. В историю это вошло как «спор artes и auctores» - «теорий» и «классиков». «Классики», т. е. античные писатели, были образцами, с которых начиналось школьное преподавание, «теории» были целью, к которой оно вело, и ни то ни другое не могло обойтясь друг без друга. Спор этот в истории культуры велся не в первый и не в последний раз: в античности он назывался спором «аналогистов и аномалистов», а в эпоху классицизма спором «древних и новых». В XII-XIII вв. оплотом «теоретиков» был Париж, оплотом «классиков» - Орлеан, и французский поэт середины XIII в. Генрих Анделийский описывал их борьбу в длинной аллегорической поэме «Баталия семи искусств». Как всегда в истории, окончательная победа осталась за «новыми»: парижские «Суммы» Фомы Аквинского, подводившие итог всей без исключения средневековой культуре, были нужней эпохе, чем овидианские упражнения орлеанцев и их разбросанных по всей Европе учеников. Ваганты в этой битве были не с победившими, а с побежденными, не с «теоретиками», а с «классиками». Причина и следствие здесь перекрещивались: с одной стороны, «теоретики» - богословы и правоведы - легче находили себе преподавательские и канцелярские места и реже оказывались на больших дорогах, а, с другой стороны, те, которые оказывались на больших дорогах и искали себе гостеприимных покровителей, больше нуждались, чтобы купить их внимание, в классической риторике стихотворных панегириков, чем в изощренной диалектике «теорий».

Сноски и примечания в приведенном фрагменте:

17. Н. Rashdall. The universities of Europe in the Middle Ages, v. 1-3, ed. 3. London-Oxford, 1942. 18. Н. Sussmilch. Die lateinisclie Vagantenpoesie des 12. und 13. Jahrhunderts als Kulturerscheinung. Leipzig, 1917; H. Waddell. The wandering scholars. London, 1927; O. Dobiache-Rojdestvensky. Les poésies des goliards. Paris. 1931; M. Bechthum. Beweggrunde und Bedeutung des Vagantentums in der lateinischen Kirche des Mitlelalters. Jena, 1941 (нам недоступно); J. Le Goff. Les inlellectuels au Moyen Åge. Paris, 1957. 19. "Notices et extraits de quelques MSS. de la Bibliothèque Nationale", ed. J. B. Haureau, v. IV. Paris, 1892. p. 3

М. Л. Гаспаров. Поэзия вагантов // Поэзия вагантов - М., 1975. С. 412-514. (Работа также размещена на сайте «Средние века и Возрождение»: http://svr-lit.niv.ru/).

Задание 2.

Прочитайте статью из «Мегаэнциклопедии Кирилла и Мефодия» «Ваганты» и подумайте, с какими положениями в статье вы согласны, а какие вызывают у вас возражения. Чем бы вы дополнили сведения, приведенные в статье?

ВАГА́НТЫ (от лат. vagantes — бродячие), создатели латиноязычной поэзии, расцвет которой приходится на западноевропейское «высокое» Средневековье (конец 11 — начало 13 вв.), когда в находящихся на подъеме средневековых городах множатся школы, возникают первые университеты и складывается первая в истории Европы ситуация избытка образованных людей. Ваганты — клирики, не имевшие постоянного прихода и скитавшиеся от одного епископского подворья к другому, школяры и студенты, странствовавшие из города в город в поисках знаний и лучших учителей, беглые монахи: их объединяет причастность к латиноязычной культуре и существование «на обочине» общества. Самоназвание вагантов — голиарды (goliard, возможный перевод «обжоры», «винопийцы»; от лат. gula — глотка, произвольно возводили к имени их мифического прародителя — стихотворца-обжоры верзилы Голиарда, отождествлявшегося с Голиафом вследствие созвучия двух имен).

Поэзия вагантов — органичная часть средневековой клерикальной литературы и культуры. Вместе с тем, она тесно связана со средневековой народной смеховой культурой, наивысшим проявлением которой были карнавальные празднества. Подобно карнавалу, поэзия вагантов творит рядом с миром жестокой повседневности, всеобщей регламентации и аскезы особый «второй» смеховой мир, являющийся вывороченным наизнанку кривозеркальным подобием первого (ср. концепцию М. М. Бахтина). В стихотворениях вагантов (например, в «Чине голиардском») само их братство описывается как своеобразный «орден», живущий по уставу, пародирующему уставы традиционной монастырской жизни.

Размеры и строфика духовных песнопений используются вагантами для восхваления беззаботной распутной жизни, веселого времяпрепровождения в кабаке за игрой в карты и в кости, для воспевания достоинств и прелестей возлюбленных — девиц легкого поведения, для обличения жадности и лицемерия высокопоставленных церковников. Высмеивая эти и другие пороки отдельных церковников и даже клира в целом (разврат, симонию, невежество, злобу), ваганты, в конечном счете, стремятся к очищению мира от греха. Подобно карнавалу, поэзия вагантов нацелена не на разрушение, а на конечное утверждение существующего мироустройства и христианской этики.

Статья размещена на сайте «Кирилл и Мефодий. 1998-2010»: www/megabook.ru/Article.asp?Aid=618820.

Задание 3.

Прочитайте фрагмент из статьи С. Б. Сорочана «Средневековый школяр: штрихи к портрету» и подумайте:

1. Чем объяснить поддержку автономии университета от светской власти со стороны Римского Папы?
2. Обратившись к лирике вагантов, подумайте, удалось ли церкви достичь поставленной цели - осуществлять контроль за образованием?
3. О каких нациях и землячествах идет речь в статье? Какую роль они играли в организации университетской жизни?

Одним из важнейших средств подчинения университетов своей власти папская курия считала поддержку их автономии. В этой политике определенно прослеживается стремление Церкви сохранить независимость высшей школы от вмешательства светских властей, изолировать ее от остального мира «позолоченными цепями» - многочисленными привилегиями в целях укрепления в ней своего влияния. Папы искали и использовали любой повод, чтобы с помощью университетов принизить влияние королевской власти. Особенно наглядно это видно в следующем, почти классическом случае.

Как-то на масленице 1229 года парижские студенты, поссорившись с хозяином одного винного погребка в местечке Сан-Марсель и побитые соседями, разнесли в щепки этот и другие погребки и поколотили многих жителей местечка. Приор аббатства Св. Марцелла и Парижский епископ пожаловались королеве-регентше Бланке Кастильской, правившей по малолетству короля. Она вполне справедливо распорядилась, чтобы прево исполнил свой долг - арестовал студентов. Тот, хорошо представляя, с кем ему придется иметь дело, прихватив внушительный отряд городских стражников, двинулся на холмистый левый берег Сены, в Латинский квартал, весь усеянный стоявшими как попало, словно раскиданными ветром домишками. Под их крышами гнездились так называемые «стрижи» - школяры, которые снимали себе здесь отдельное жилье. Захваченные врасплох на улицах, студенты защищались, как могли. Но перевес оказался на стороне доблестных сил прево, и школярам пришлось дать стрекоча, ища спасение в окружавших Париж огородах и каменоломнях. Синякам и шишкам не было числа. Хуже того - оказалось множество раненных, изувеченных и даже несколько убитых, в числе которых были члены всех “наций”, тогда как в сан-марсельском буйстве, - все знали, - была повинна одна Пикардия. Университет потребовал в месячный срок удовлетворения за нарушение своих привилегий, грозя иначе закрыться на шесть лет. Тем не менее, королева не выдала верного, бесхитростного служаку - прево, и университет закрылся: магистры и студенты разошлись по Франции, некоторые уехали в Оксфорд. Примечательно, что все винили именно королеву в таком несчастии для страны, принесшем «ущерб Церкви и государству и позор французской короне». Вот тогда-то вмешался в дело папа Григорий IX. Он настоял, чтобы Бланка Кастильская дала удовлетворение университету и утвердила все привилегии, а сам освободил магистров от данной ими клятвы шесть лет не возвращаться в Париж».

С. Б. Сорочан Средневековый школяр: штрихи к портрету // Университеты. Universitates. Научно-популярный журнал, 2001 № 3-4. (В электронной версии номера журнала размещены на сайте: universitates.univer.kharkov.ua/arhiv/).

ВОПРОСЫ ДЛЯ САМОКОНТРОЛЯ

1. Чем поэзия вагантов выделяется из общего массива литературы Зрелого Средневековья?

2. Благодаря каким художественным приемам в лирике вагантов достигается сатирический эффект? (Для ответа на вопрос проанализируйте конкретные стихотворения вагантов.)

Примечания.

68. Даркевич В. П. Жонглеры //Даркевич В. П. Народная культура Средневековья. - М., 1988. //gumer.info

69. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. - М., 1995. С. 7.

70. М. Л. Гасапаров. Латинскаяя литратура XI-XIII веков // История всемирной литературы в 9 т. - М., 1983-1994. Т. 2. С. 499-512.

71. М. Л. Гаспаров. Поэзия вагантов // Поэзия вагантов - М., 1975. С. 412-514. С. 414.

72. М. Л. Гаспаров. Поэзия вагантов // Поэзия вагантов - М., 1975. С. 412-514. С. 415.

73. Patrologia latina", v. 212, р. 603. // В статье М. Л. Гаспарова. Поэзия вагантов // Поэзия вагантов - М., 1975. С. 412-514. С. 414.

74. М. Л. Гаспаров. Поэзия вагантов // Поэзия вагантов - М., 1975. С. 412-514. С. 438.

75. М. Л. Гаспаров. Поэзия вагантов // Поэзия вагантов - М., 1975. С. 412-514. С. 480.

76. М. Л. Гаспаров. Поэзия вагантов // Поэзия вагантов - М., 1975. С. 412-514. С. 510.

THE BELL

Есть те, кто прочитали эту новость раньше вас.
Подпишитесь, чтобы получать статьи свежими.
Email
Имя
Фамилия
Как вы хотите читать The Bell
Без спама